Человеческое - [22]

– Эй.

Она повернулась, её лицо было залито слезами. Она периодически всхлипывала потрясенная произошедшим.

– Ты наследила, вылежи все, чтоб было чисто.

Она покорно подползла на коленях к моему члену.

– Вылежишь все начисто, отпущу, – соврал я, не сводя бледные пронзительные лучи с её ровного лица. Она потрясла головой, как бы повинуясь мне и, вытянув шею, стала слизывать все. Потом погрузила член в свой теплый рот и принялась, причмокивая, в прямом смысле высасывать из него что-то. Потом дрожа и неуверенно стала выделывать странные пируэты языком у себя во рту. Видимо, хотела удивить меня. «Первый раз». Я вынул член из её рта, отойдя на несколько шагов, поднял пистолет и выстрелил в лоб. Очередной оглушительный грохот и измельченные мозги покрыли рельсы.

Возвращаясь обратно, я встретил двух парней примерно моего возраста, возможно, они тоже были на экскурсии. Не важно. Увидев их, я понял, что они не выйдут отсюда живыми. Отпусти я их, они обнаружили бы тела и очевидно догадались бы, кто это сделал. Обменявшись со мной несколькими словами о «невероятно интересной» экскурсии они пошли дальше, а я вдогонку одарил их головы почетными пулями покорителей подземелья. Мне всегда было жаль таких людей, ведь они были не запланированными жертвами. Убив их, у меня обычно портилось настроение на целый день. Но тогда я еще заблудился в этих проклятых тоннелях. Где-то час бродил вдоль рельс, заглядывая в каждый закоулок. Прошел, примерно час, прежде чем я нашел нужный поворот и выбрался на свободу.

В общем, это было, пожалуй, самое запоминающееся убийство за тот скучный и рутинный промежуток времени. Признаюсь, все было настолько плохо, что я даже подумывал перестать заниматься этим. А что? Вы представляете наркомана, который употреблял бы героин, который не приносил бы ему удовольствия. Никакого кайфа. Только действие. Я понимаю, что нельзя мотивировать совершение убийств получением некоего удовольствия, но ощущение бездумной пустоты, как от рефлекторного действия – например, выпитого стакана воды – никуда не годится. Мой мозг требует испытывать банальное удовлетворение. Такое же, какое чувствует художник, завершив свое творение, в которое он вложил много сил и времени.

5 декабря, 2014 года

Но все изменилось. Когда я заприметил одну молодую семью. Прекрасная, красивая жена. Серьезный, статный муж. И, самое главное, маленькие дети. Лет пять шесть на мой опытный взгляд. До этого момента, мне так и не выпала возможность лишить жизни ребенка. А тут сразу двое. Симпатичная белокурая девчушка похожая на маму, и грузный сын – жиртрест.

Я сидел на скамейке в парке, который находился на краю города. Да, тот самый парк, откуда, собственно и начался мой путь убийцы. Прошло уже достаточно времени, чтобы я мог вернуться сюда и по-ностальгировать. Ровно год тому назад я неуверенно следовал за жертвой и еще не осознавал, что во мне течет кровь настоящего маньяка. А теперь я волчьим взглядом смотрел на семью. Было уже поздно что-либо менять. Я пытался, как некоторые пытаются бросить курить или пить. Изнывают, собственно, в непреодолимом желании. Так и я. Любой человек в любом месте, мог вдруг стать моей будущей жертвой. Вербовка происходит моментально, а дальше я лишь преданно повинуюсь своим инстинктам. Это наркотик, только он не вреден и не разрушает организм. Как бы мне не было жаль жертву, потребность в убийствах я ставил выше остальных. Это была моя первичная потребность, если хотите.

Еще, сама сложность всей будущей «операции» мне казалась очень заманчивой. Ведь, я просто задыхался от однообразности убийств. Мне требовалось «освежиться». А молодая семья подходила для этого идеально. Сами подумайте, сколько у них дел? Сходить за продуктами, отвезти – привезти детей из садика, сходить в кино, посещение больниц, по малейшему поводу, магазины одежды, поход в гости, прогулки. Как правило, жизнь в молодых семьях, да еще и с детьми, как говорится, кипит. Тем более я хотел побольше насладиться осенью – на улице. Это было мое любимое время года. Невероятная атмосфера безысходности. Когда погода сдается под натиском наступающей зимы. Что-то в этом есть. Лишение жизни, пожалуй. Да, природу лишает жизни холод.

Скамейки были расположены по обе стороны тропинки, засыпанной мелким гравием. На противоположной скамье сидел алкоголик и не сводил с меня глаз. Это был мужик лет пятидесяти пяти, обросший, грязный, в протертых до дыр джинсах и куртке, в одной руке он держал зажженную дымящуюся сигарету, а в другой бутылку пива или портвейна обволоченную в бумажный пакет. Еще от него невыносимо воняло нечистотами. Он скорее был похож на бомжа и сразу напомнил мне отца. Такие люди всегда вызывали у меня чувство отвращения. Слабые, перед малейшей проблемой в жизни сдуваются и бегут к бутылке, чтобы притупить чувство тревоги. Он продолжал сверлить меня пустым взглядом. Таких ублюдков можно было крошить без зазрения совести, но я помнил одно из золотых правил: «никакой мотивации». Постепенно он отвел взгляд и отхлебнул пойла из бутылки, выполненной из зеленоватого мутного стекла. Долбаный алкоголик.