Человеческий фактор - [18]

– А что ты хочешь выпить здесь?

– Хорошей водки.

– И побольше? – уточнил Епихин.

– Как пойдет, Епихин, как пойдет. По-разному бывает. Иногда запах отбивает всякую охоту, а иногда оторваться невозможно... Сегодня, кажется, второй вариант.

– Нет проблем! – азартно воскликнул Епихин, вынимая из холодильника початую бутылку «Абсолюта». – Сойдет?

– Слюбится – стерпится, – Жанна исподлобья, в упор посмотрела в его глаза. – Мои ребята не засветятся. Главное, чтоб твои не оплошали. Эти самые лохи... Сколько им, по тридцать?

– Ну ты даешь! – восхищенно воскликнул Епихин.

– Поздновато понадобилась им пушка, – Жанна повертела в воздухе узкой ладошкой. – Маленько бы пораньше.

– Поздновато? – удивился Епихин. – А так бывает? По-моему, пистолет всегда кстати. Как и деньги.

– Ошибаешься. И деньги могут быть преждевременными, и пушка частенько попадает в руки позже, чем человек может ею воспользоваться.

– Не уверен.

– Замнем для ясности. По-моему, это такая тема, что без бутылки нам не разобраться, – Жанна свинтила серебристую пробку с тяжелой, какой-то аптечной бутылки, понюхала, помолчала, склонив голову набок, словно не решаясь вынести приговор.

– Ну, что?

– Годится, – Жанна разлила водку в большие стаканы с тяжелыми донышками. На закуску были телячья колбаса, кусок какого-то балыка, виноградная гроздь.

– Будем живы, Епихин! – сказала Жанна. – Удачи тебе! – В этот вечер она называла его по фамилии.

– И тебе удачи, – сказал Епихин, не уловив в ее словах ничего предостерегающего, ничего настораживающего.

То ли разговор у них получился каким-то нервным, то ли водка оказалась слишком хороша, а может, просто разговор о пистолете заставил что-то заскулить в душе, словно в предчувствии событий опасных и непредсказуемых...

Как бы там ни было, они хорошо выпили в этот вечер, закончили литровую бутылку, нечаянно коснулись друг дружки ладошками и как-то сразу одновременно поняли – что-то будет у них этой ночью, что-то обязательно должно произойти. Куда деваться, разговоры о деньгах и пистолетах, о рисковых делах и отчаянных решениях обостряют чувства, будто сдирают ржавчину со старого ножа, который еще на многое сгодится.

На следующий вечер Жанна вернулась поздновато. На улицах горели фонари, накрапывал мелкий дождь, на экране телевизора бесновались юные певцы и певицы – в их потом усердии чувствовалось желание больших денег. Нет, они не стремились выплеснуть переполнявшие их чувства, и не жажда творчества заставляли их раскорячиваться и принимать позы, которые были бы уместны разве что в общественных туалетах рядом с придорожными забегаловками. Если вы, конечно, знаете, что это такое. Мальчики и девочки, наслушавшись о доходах звезд, устремились следом, и по лицам было видно – ничто их не остановит. Будут у них дома в Майами, замки в подмосковных лесах и яхты на Лигурийском побережье, будут! Глядя в их пылающие взоры, было ясно – ни яхтам, ни домам никуда от них не деться.

Услышав хлопок двери в коридоре, Епихин выключил телевизор. Сатанинские вопли стихли и в квартире наступила тишина. И в этой тишине было слышно, как Жанна босиком прошла в комнату и упала на диван рядом с Епихиным.

– Ждешь? Томишься? – спросила она, щелкнув зажигалкой и прикурив длинную тонкую сигаретку.

– Я смотрю, ты неплохо провела вечерок?

– Ты имеешь в виду хмель в моих глазах?

– И в словах тоже.

– Да, пришлось выпить с ребятами. Ты ведь меня не осуждаешь? Не коришь?

– Упаси боже!

– Деликатность твоего поручения требовала особого подхода. Я должна была выглядеть своей.

– Что пили?

– «Русский стандарт». Хуже «Абсолюта», гораздо хуже.

– Это звучит как комплимент.

– А это и есть комплимент.

Оба говорили слова необязательные, как бы ни о чем, словно опасаясь произнести главное, ради чего Жанна уходила чуть ли не на весь день, ради чего с кем-то пила водку «Русский стандарт», вынуждая Епихина терзаться и маяться в неизвестности.

– Значит, ребят своих нашла? – не выдержал наконец Епихин.

– А чего их искать, они всегда на месте.

– В полном составе?

– Ты хочешь спросить – не посадили ли кого? Посадили. Но не всех. И не лучших.

– Надолго?

– Да так, по мелочевке. На пустяках прокалываются ребята.

– На большие дела не идут?

– Отходились, – Жанна встала, вышла в коридор походкой легкой и стремительной, вернулась с сумкой на длинном ремне и, размахнувшись, бросила ее в сторону дивана. – Лови, Епихин!

В последний момент Епихин сумел на лету поймать сумку и вздрогнул от счастья – сумка была тяжелой, узнаваемо тяжелой – он уже знал, что там, и не торопился открывать. Его охватило такое чувство, что пока сумка закрыта, пока он не видит, что в ней, то и упрекать, а тем более обвинять его не в чем. Но стоит открыть сумку, щелкнуть замочком и откинуть верхнюю ее часть, как сразу же он станет уязвимым, и с этого самого момента ему придется опасаться, прятаться и скрывать свои затеи. Он положил сумку на колени и, подняв голову, посмотрел на Жанну.

– Это оно, – сказала она.

– Значит, удалось, – почти обреченно сказал Епихин.

– Ты, Валя, связался со страшным человеком – мне все удается, за что бы я ни взялась.

– Значит, удалось, – повторил Епихин упавшим голосом. Казалось, он надеялся, что все сорвется, и он с легкой душой откажется от безумной своей затеи. Так, наверное, бывает с парашютистом перед первым прыжком – он все ждет, что погода окажется нелетной, что парашютов на всех не хватит, что летчик заболеет и прыжки отменят... Но нет, нет, ребята, – и погода хорошая, и парашютов хватает, и летчик как никогда весел и беззаботен...