Человеческая комедия Теодора Фонтане - [2]

Романы и повести Фонтане заключали в себе реалистическую историю немецкого общества в десятилетия, последовавшие за объединением Германии. Скептически и настороженно наблюдал писатель за быстрым изменением облика империи, которая, впитав золотой дождь французских миллиардов, пройдя через годы грюндерства, стремительно шла вперед по пути капиталистического развития и готовилась к решительной схватке за передел мира. В письмах и дневнике Фонтане постоянно сопровождал политику германского правительства, речи и действия Бисмарка и августейших особ резким критическим комментарием, но еще больше, чем политика сама по себе, его тревожило ее преломление в быту и нравах, ее пагубное влияние на человеческую личность, на умственное и нравственное состояние общества.

Жалобы на шовинистическую спесь и милитаристскую ослепленность господствующих классов и поразительное сочетание в их общественном поведении холопства с отталкивающим кастовым высокомерием, упреки в стяжательстве, в холодном и бездушном карьеризме,- все это на протяжении многих лет составляло лейтмотив писем Фонтане. В лавине обвинений, обрушиваемых писателем на общественные верхи гогенцоллерновской империи, он умел, однако, различать главное зло, от которого производил все человеческие пороки. «Буржуазный дух является в настоящее время определяющим»,- так писал Фонтане 25 августа 1891 года дочери, и в этом же письме он высказал свое отношение к буржуазии в весьма примечательной формуле: «Я ненавижу все буржуазное с такой страстью, как если бы я был завзятым социал-демократом».

Ценности, презираемые в буржуазном мире, Фонтане искал в другом лагере. Он неоднократно признавался в своих симпатиях к представителям дворянства, в своем влечении к бранденбургскому юнкеру как определенному человеческому типу. «Бранденбургские юнкеры и сельские пасторы, несмотря на их огромные недостатки, остаются моим идеалом, моей тихой любовью»,- так заметил Фонтане в письме к жене от 9 июля 1884 года, и эта «тихая любовь» (в соединении с критикой «огромных недостатков») сложным образом отразилась в его творчестве.

Общественная позиция Фонтане была замечательна в том отношении, что, при всей своей ненависти к «вульгарному денежному выскочке» и симпатии к дворянству, он не питал никаких исторических иллюзий и не выдвигал утопических программ. Он был твердо убежден в необратимости исторического развития и не только не верил в патриархальную идиллию «доброго старого времени», в возможность возврата феодальных, сословно-иерархических порядков, но и понимал социальную пагубность подобных реакционных идеалов. В отличие от многих писателей-современников (например, от Раабе), он не предавался идеализации докапиталистических форм жизни, не испытывал суеверного страха перед городской цивилизацией, а, напротив, всегда приветствовал прогресс и осуждал лица, сословия и классы, не желающие или не способные понять задачи времени и идти в ногу с ним.

Такой исторический реализм вносил определенные коррективы в его отношение к буржуазии и юнкерству. Приятие капиталистического развития сопровождалось отвращением к буржуазии, а известное пристрастие к дворянству сталкивалось со все возрастающим осознанием его исторической обветшалости. Персонажи из юнкерской среды действуют во всех романах и повестях Фонтане. При этом «тихая любовь» писателя к своим героям с каждым годом все больше отступала на задний план перед сатирическим изображением их «огромных недостатков».

Правда, в произведениях Фонтане, в которых выведены представители дворянства, наряду с лицами, воплощающими политическое ретроградство, неумеренные общественные претензии, рабское поклонение условностям, непонимание жизни и прочие неисцелимые пороки этого сословия, выступают часто и дворяне другого склада, носители принципов великодушия, простоты, естественности и некоего органического «демократизма». Очевидно, это - белые вороны среди юнкеров, чудаки, оригиналы, отчасти даже отщепенцы; их привлекательность базируется в конечном счете на том, что они находятся за пределами сословного образа мыслей и поведения. Писатель понимал социальную нетипичность этих персонажей, когда так характеризовал замысел романа «Штехлин»: «Противопоставление дворянства, каким оно у нас должно было бы быть, тому, какое оно есть» (письмо К.-Р. Лессингу, 8 июля 1896 г.).

Правдивое изображение дворянства таким, «какое оно есть» (вопреки «тихой любви» писателя к нему), было несомненно «одной из величайших побед реализма» в творчестве старика Фонтане, но победой отнюдь не стихийной, слепой и неосознанной. Письма Фонтане последних лет жизни пестрели резкими выпадами против дворянства, против неправомерной концентрации политической власти в его руках. «Человечество начинается не с барона,- писал Фонтане дочери 22 августа 1895 года,- а ниже, в четвертом сословии; три остальных пора похоронить». Еще более решительно и более развернуто эта мысль выражена в письме Фонтане к его английскому другу - Джемсу Моррису - 22 февраля 1896 года. Чрезвычайно высоко оценивая английскую газету «Лейбор лидер», орган независимой рабочей партии, Фонтане замечает: «Все интересное сосредоточено в четвертом сословии. Буржуа отвратителен, а дворянство и духовенство отжили свое и все время повторяют зады. Начало нового, лучшего мира заключено в четвертом сословии… То, что рабочие думают, говорят и пишут, уже фактически опередило мысли, речи и писания старых правящих классов. Все у них гораздо натуральнее, правдивее и более жизненно. Они, рабочие, за все берутся по-новому, не только стремятся к новым целям, но и идут новыми путями».