Человеческая гавань - [92]

Но злой?

Симон повидал много жестоких детей, но такое поведение с годами проходило.

Тем не менее.

А вот Андерс вдруг придумал, что Майя была едва ли не ангелом. Симон не был уверен, что Андерс прав.

В тот вечер Андерс и сам начал сомневаться, была ли Майя действительно такой доброй девочкой, как ему казалось. Кажется, он понял, что ошибался.

Андерс зашевелился, и Симон мысленно послал импульс тепла в его кровь. Андерс до сих пор сжимал в левой руке красный комбинезон.

Откуда он его взял?

Симон стоял перед зеркалом в своей спальне, когда услышал крик: «Остановитесь! Остановитесь!» Он бросил пиджак и посмотрел в окно.

В лунном свете отчетливо было видно все, что происходило около Смекета. Симон понял, что ситуация явно выходит из — под контроля и побежал вниз, к пристани.

К счастью, коробок со Спиритусом был у него в кармане. Он крепко сжимал тот в руке. Но дело было не только в Спиритусе, иначе как объяснить появление ледяного припая, которого накануне не было и в помине?

Симон грушей подсосал бензин в мотор, дернул шнур, но сделал это слишком резко, и двигатель заглох. Симон нетерпеливо дернул шнур еще раз и направил лодку в море.

Андерс кашлянул несколько раз и открыл глаза. Он посмотрел на Симона и слегка кивнул головой. Затем он прижал детский комбинезон к своей груди и произнес с отчаянием:

— Они обманули меня. Ты слышишь, Симон, они обманули меня!

Он замолчал и оглядел свою одежду:

— Почему я не… мокрый? — Он посмотрел на Симона и нахмурил брови. — И как ты достал меня из полыньи? Что за чудеса?

Симон почесал затылок. Лунного света было недостаточно, чтобы увидеть, в каком он настроении.

Андерс повернул голову и посмотрел в сторону залива, туда, где Симон подобрал его.

— Что на самом деле там произошло? Это на самом деле было?

Симон крепко зажмурился, потом открыл глаза, откашлялся и проговорил:

— Да, это было на самом деле. И я думаю, что… что тебе кое — что нужно знать. Пойдем в дом, если ты, конечно, уже в состоянии идти.

И они пошли к дому Анны — Греты.

Телевизор стоял в комнате Анны — Греты, хотя она его почти не смотрела. По привычке она включала телевизор для шумовых эффектов, как фон к своим повседневным занятиям. И теперь, когда Симон усадил Андерса, закутал его в одеяло и налил ему коньяка, в телевизоре какие — то люди бегали и стреляли друг в друга.

Когда Анна — Грета вошла в гостиную, чтобы выключить телевизор, Симон тихо сказал ей:

— Он должен знать. Все.

Анна — Грета не дрогнула. Она внимательно посмотрела на Симона, а потом покачала головой, почти незаметно кивнула и сказала:

— Он узнает, но потом. Еще не время.

— Да. Не время, — согласился Симон, — но это не имеет значения. Это уже его проблемы. Он все должен знать. Так что рассказывать ему надо сейчас.

Очень кратко он описал Анне — Грете, как вытащил Андерса из воды и что этому предшествовало. Тогда они прошли на кухню, сели напротив Андерса и все ему рассказали.

Покинутый

Андерс никогда не мог понять, почему для того, чтобы что — то изменить в своей жизни, требуется пройти через серьезное испытание.

Анна — Грета и Симон все говорили и говорили про Думаре, про договор с морем, про исчезнувших людей. Про то, как море забрало его отца.

Андерс слушал, но его взгляд все время притягивал красный комбинезон, что сушился около печки.

Он слушал, но в то же время думал о Майе, о том, как неудачно все вышло этой ночью, как страшно кончилось. В голове билась мысль, она впивалась в его мозг, как сверло бормашины:

Они обманули меня.

И Майя была как — то вовлечена в этот коварный план. Она покинула его и стала одним из множества злых духов, чьи орды состояли из душ принесенных в жертву морю поселян или несчастных утопленников. И они заманили его. Заманили его на Ховастен.

И ведь он поверил, он побежал следом, и они наверняка бы его схватили, если бы не чайки. Чайки бросились на его защиту, они помогли ему. А что сделала его дочь? Его единственный ребенок?

Ты заманила меня, а потом бросила.

Андерс всегда знал о присутствии Майи. Сначала он думал, что она просто в доме, а потом понял, что она в его собственном теле. А сейчас она покинула его. Он знал это. Она ушла.

Как страшно остаться наедине со своими мыслями. Как страшно остаться одному.

Совершенно одному.

На всем белом свете.

Ховастен.

Ховастен отбирает.

Теперь Андерс больше не слышал голосов Симона и Анны — Греты. Он смотрел на красный комбинезон Майи. Больше жить было не для чего. Все закончилось.

Зачем мне жить?

Их голоса звучали где — то на заднем фоне, будто доносились из телевизора, а он пытался найти хоть какую — то причину, по которой ему по — прежнему стоило оставаться в живых. Никакой причины. У человека всегда есть несколько возможных путей, несколько дорог в жизни. Свои дороги он прошел до конца. Теперь он точно знал, что до конца.

Оставался лишь страх перед болью.

Андерс даже не заметил, что Симон и Анна — Грета замолчали.

Наверное, лучше утопиться. Вешаться — больно, спиваться — долго. И противно.

Представив себе на мгновение собственную смерть, он почувствовал облегчение. Смерть — она как новое пристанище, в котором, возможно, будут и радость, и счастье. Это место, которое идеально для него подходит.