Человечье мясо - [15]

- Почему вы молчите? - спросила она. - Владимир Владимирович, скажите мне, почему я так несчастлива? - В глазах ее стояли слезы.

- Вы знаете, как Фауст прочел первый стих Евангелия от Иоанна? спросил я. - Вначале было дело. Счастье нельзя получить ни по наследству, ни в дар, ни в магазине за деньги. Его можно только сделать. Главным образом, самому, не особенно рассчитывая на помощь соседей. А вы? Вы ничего не делаете, милый мой друг, не только для обретения счастья, но даже для получения удовольствия.

- Я ничего не умею делать, - сказала она.

- А что вы хотите делать?

Она молчала.

- Вероятно, раньше, чем что-то делать, нужно знать, для чего собираешься это делать. Счастье, счастье... что вы видите, говоря это слово?

- Что я вижу? - удивленно переспросила она. - Конечно, я вижу коммунистическое общество, которое мы строим. А что?

- А-а-а, - сказал я, с солидностью кивнув головой, - о чем же вам тогда беспокоиться, если у вас такое ясное представление об этом предмете? Тогда вы должны немедленно включиться в общую работу по построению этого общества. Например, штопать носки мужу или делать то, чему вас учили в каком-то институте, и дело в шляпе.

- Нет, - сказала она, - я знаю, что это прекрасно - коммунизм, но у меня к нему такое же отношение, как к чему-то безусловно очень хорошему, но такому, что никогда не видела и не ощущала. Например, Африка. С детства мне казалось, что самое интересное - это Африка. Или марципан. Говорят, что это самое вкусное. А я никогда не ела марципана. Можно ли полюбить человека, не узнав его? Вам скажут! "В таком-то городе живет самый умный, самый добрый, самый красивый и самый талантливый человек. Полюбите его". Можно ли его полюбить? Может быть, я действительно полюбила бы Африку, или марципан, или самого умного, самого красивого и самого доброго человека, но нельзя полюбить то, чего никогда не видел и не узнал.

Я взял ее за руки и, глядя в длинные влажные глаза ее, сказал:

- Наш век - век человечьего мяса. Борьбы за человечье мясо. Идея необъятных возможностей положила под топор высшую нервную материю и от человека осталось только то, что годится в пищу людям [зачеркнуто: имеющим идеи] путем захвата владеющих идеями. В мире всего две идеи: одна настаивает на том, что человечье мясо принадлежит ей. Другая требует себе человечьего мяса. Что касается качества этих двух диаметрально противоположных идей, определяющих характер нашего века, то оно выяснится после того, как станет ясно, на чьей стороне победа. Так как всем известно, что побеждают, разумеется, только самые лучшие идеи.

- А коммунизм? - спросила она, шагнув ко мне.

- Ну, конечно! - воскликнул я. - Я же не говорю, какая из этих идей лучше. В этом-то и вся штука. Человечье мясо коммунизма!

- Хорошо, - сказала она и, тяжело дыша, вплотную приблизилась ко мне. Может ли быть счастливо человечье мясо?

- Может, - твердо сказал я, - когда оно подставляет топору кость, от которого топор отскакивает, получив зазубрину. Потом это мясо переламывает топорище и хватает за горло идею топора. Человечье мясо имеет свои идеи, - с гордостью заявил я. - Лучшая его идея - идея борьбы.

- Скажите, может ли любить человек в наш век? Я хотела сказать, может ли любить человечье мясо?

- Да, - сказал я, - может. Только в наш век это не самое главное. Человек всегда должен делать самое главное. Настоящий человек из человечьего мяса должен научиться приносить в жертву самое дорогое во имя самого важного. Тому мы имеем неоднократные примеры в тысячелетней истории народов. Чей подвиг выше, Абеляра, который во имя своей любви к [край страницы оборван, далее несколько слов восстановлено по смыслу]. Элоизе пошел на все и был оскоплен, или Агамемнона, пожертвовавшего своей дочерью Ифигенией, чтобы спасти свой народ?

- Вы очень любите свою жену? - медленно спросила она.

- Очень, - ответил я.

- А я не люблю своего мужа...

В это мгновение, звеня стеклами, распахнулась балконная дверь и на пороге появился муж. Под мышкой у него был зажат поросенок.

- Это что же такое делается, товарищ Ермилов? - зловеще спросил муж, пристально смотря на нас. - Приютил я вас, больного советского человека без портков в своем родном доме, а вы чужих дамочек разными фиглями-миглями завлекаете?

Поросенок под мышкой мужа взвизгнул.

- Сидеть! - грозно прикрикнул муж и ляпнул ладонью по пятачку.

- Как хорошо, что ты привез поросенка... и сам приехал, - воскликнула милая молодая женщина, - а мы тут с Владимиром Владимировичем придумывали всякие имена. Только не решили, какое лучше: Ифигения или Элоиза.

- Хай будет хоть философия, - мрачно сказал муж и, пристально глядя в глаза жене, заорал: - Ты мне яйца не крути всякой интеллигенцией. Сами умеем.

- Как вы смеете?! - закричал я и бросился к нему. - Кто вам дал право оскорблять невинную женщину?!

- Сидеть! - презрительно процедил муж сквозь зубы, и я увидел перед своим носом занесенную ладонь с растопыренными пальцами. - Так.

- Как тебе не стыдно? - вспыхнув, закричала милая молодая женщина. - В эпоху, когда мы каждый день приближаемся к первой фазе коммунизма...