Челкаш - [20]

— Спасибо, но у нас в машине все удобства и широкая постель. С вашего разрешения, я только подгоню её к дому.

После того как я подогнал Малыша к дому, мы с Геннадием ещё некоторое время сидели на скамье в саду; Геннадий рассказывал о своей пасеке. Кольку Лена уложила в постель, Сапфир уже давно исчез в доме, но в Челкаше по-прежнему бурлила энергия — он нашёл себе новое развлечение — катал голыши по садовой дорожке.

— А вон паук-рыболов, — Геннадий показал на куст смородины. — Видите, выпускает блестящую нить? Сейчас заметит какого-нибудь мотылька, начнёт раскачивать нить, как леску. Мотылёк полетит на блеск и приклеится.

— У вас здесь сплошные чудеса, — сказал я. — А у нас в машине тоже обитает паучок. Ловит комаров и мошек. Вместе с нами он уже пережил немало приключений. Наверняка ему наша поездка кажется кругосветным путешествием.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся Геннадий.

(Кстати, по возвращении в Москву я поселил паучка у нас на балконе, и уже на следующий день он там обосновался по-хозяйски: сплёл паутину, под жильё выбрал щель в оконной раме, но стоило мне выйти на балкон и изобразить тарахтение Малыша и «бибикнуть», как он вылезал из укрытия — явно был готов снова ехать с нами куда угодно.)

Я проснулся от женской песни, прекрасной колыбельной, явно собственного сочинения, поскольку в неё вплеталось всё, что окружало женщину. В песне были приблизительно такие слова: «Я люблю свою дочку, как птица любит своего птенца, как белька — бельчонка, как цветы любят солнце, как пчёлы — нектар, как крольчиха — морковку, как козлёнок — зелёную лужайку»…

Опустив дверное стекло, я увидел Лену, качающую коляску с дочкой. Прямо из машины я сфотографировал их. Позднее выяснилось — это была лучшая фотография за всю поездку, и вообще лучшая из всех, которые я когда-либо сделал.

— Доброе утро! Как спалось на нашей пасеке? — улыбнулась Лена, когда мы с Челкашом выбрались из машины.

— Отлично, как никогда!

Из-за кустов смородины выскочил Колька, и они с Челкашом сразу затеяли возню, словно и не расставались на ночь.

— Коля давно ждёт вашего друга, — сказала Лена. — Несколько раз даже хотел подойти к машине позвать его. Он такой сорванец, часто убегает к водопаду и в рощу. Я всё боюсь — заблудится, не дай Бог!.. Но мы слишком-то не ругаем его. Дети должны жить в любви, без раздоров и наказаний. Тогда из них вырастут добрые люди.

— Да, наверное. Вы с Геннадием — отличная пара, и я желаю вам побольше детей. Счастливые люди должны иметь много детей, ведь от счастья и дети рождаются красивыми, талантливыми. Кстати, а где Геннадий? Он ещё спит?

— Что вы! Он встаёт вместе с птичками и уже давно около ульев, — Лена показала в глубину сада, где за яблонями и сливами виднелись домики пчёл.

К завтраку Лена напекла ватрушек; мы уплетали их с мёдом, запивая чаем (Челкаш лопал из миски).

После завтрака Геннадий повёл меня к ельнику. Челкаш решил остаться на участке, предпочёл играть с Колькой и Сапфиром в «прятки». Мы шли по тропе среди множества цветов, и Геннадий то и дело обращал моё внимание на всякую живность:

— Смотрите, с пучком травы побежала полёвка… Вон по осыпной воронке карабкается жужелица… А вон мои пчёлы кружат над головками цветов, выписывают пируэты в воздухе, — Геннадий смеялся, вздыхал: — Повсюду своя жизнь… Я иногда представляю, как сейчас в протоках бобриха обучает бобрёнка подрезать деревца, сплавлять их к хатке… А в лесной норе сидят, прижавшись друг к другу, лисята — ждут родителей… Но с каждым годом животным всё труднее уйти от человеческого жилья, найти необжитое место. Человек теснит зверьё, они уже и не знают, куда податься.

В ельнике Геннадий показал мне высоченный муравейник, а на реке — водопад и хатку бобров — от этих чудес природы захватывало дух. Но что меня особенно поразило, так это загородка вокруг муравейника, а около хатки бобров — прибитая фанерка с надписью: «Пожалуйста, не тревожьте лесных тружеников!».

— Твоя работа? — спросил я у Геннадия.

Он кивнул:

— Надо же кому-то о них позаботиться.

Перед нашим отъездом Геннадий сходил в сарай и вернулся с банкой мёду.

— Это вам на дорогу от всего сердца.

А Лена принесла из комнаты кружевную накидку на подушку и с улыбкой сказала:

— Чтобы вам снились хорошие сны.

На прощание я сфотографировал счастливое семейство, вместе с котом Сапфиром.

Именно в тот день я задумал устроить выставку портретов счастливых людей. Сейчас у меня уже целый альбом счастливцев.

На пасеке я чувствовал себя прекрасно. И не столько от необыкновенного воздуха и лечебного мёда, сколько благодаря Геннадию и Лене; они сразу излечили меня от мрачных мыслей, ведь, общаясь с такими людьми, получаешь заряд душевных сил.

Глава девятнадцатая, грустная

Мы отъехали от пасеки всего ничего, как вдруг видим — из-под впереди идущего «Москвича» валит густой дым. Первым его, разумеется, почувствовал Челкаш, встревожился и начал гавкать. Я посигналил водителю машины, но он то ли не слышал сигналов, то ли не обращал на них внимания. Мне удалось поровняться с ним; Челкаш бурно залаял, я закричал:

— Остановитесь! У вас что-то горит!

Усатый мужчина вскинул глаза, обернулся и спешно взял к обочине.