Челкаш - [11]

Некоторое время мы, точно на плоту, неслись вниз по течению реки, но потом доски под нами стали проседать и одна за другой расходиться, а Малыш всё больше погружался в воду.

Сами знаете, есть трусливые люди, которые в подобные мгновения просто опускают руки и закрывают глаза. Я не из их числа, страх не сковал мои мышцы, но, если говорить начистоту, всё же я немного растерялся — не знал, что делать.

Но Челкаш в этот драматический момент проявил себя блестяще: положил мне лапу на плечо и внятно произнёс: «Без паники! Сейчас нас прибьёт к берегу или мы сядем на мель!»

Но похоже, река решила с нами разделаться — Малыш стал быстро заполняться водой и вскоре пошёл ко дну. Мы с Челкашом одновременно вытянули шеи и дышали в воздушной подушке у потолка Малыша. Я успел заметить, что за стеклами вода потемнела и к нам сплываются рыбы. Потом почувствовал удар о дно, и сразу поднялось мутное облако песка.

— Давай вылезать, набери побольше воздуху! — сказал я Челкашу, открывая дверь.

Мы выскочили из воды, словно надувные шары, и дунули к берегу.

На берегу, среди высокой травы, отряхнувшись, Челкаш стал озираться в поисках жилья — надо было кого-то звать на помощь, вытаскивать Малыша. Трава была очень высокой, и Челкашу приходилось подпрыгивать, чтобы разглядеть округу. К нашему огорчению, вокруг не было не только строений, но и вообще никаких признаков человеческой деятельности.

Я снял куртку, чтобы выжать из неё воду, и обнаружил в карманах сигареты, зажигалку и дорожную карту. Понятно, от сигарет осталась труха, зажигалка не работала, но карта имела вполне сносный вид, только немного измялась, будто из неё делали бумажного голубя. Развернув её, я увидел, что до ближайших деревень три-четыре километра от моста (уже бывшего). С одной стороны находилась Глуховка и Бородавкино, с другой — Волосково. Я усмехнулся — названия деревень как нельзя лучше подчёркивали ситуацию: места были глухие, на прибрежных кустах висели бородавки, и только что мы были на волосок от гибели.

Глава двенадцатая Тракторист Паша и спасение Малыша

Для Челкаша четыре километра — расстояние для лёгкой пробежки. А мне, как вы догадываетесь, пришлось попотеть, тем более что утренняя хмарь так и не развеялась и дышалось тяжеловато. Больше часа мы шлёпали по размытой дороге среди бугров, поросших дикими травами. Потом показались дома и огороды с пугалами; в каждом огороде виднелось по два-три довольно нарядных пугала; они трещали трещотками, гремели консервными банками.

— Видал, как приветствуют нас? — обратился я к своему другу. — Здесь появление незнакомого человека и новой собаки — событие.

Челкаш кивнул и вдруг, завиляв хвостом, побежал к огороду, где было целых четыре пугала. «Его дружелюбие не знает границ, решил познакомиться поближе с «Матрёнами» и «Ванями», — подумал я, но, приглядевшись, заметил, что два пугала вовсе не пугала, а старик со старухой, которые застыли с мотыгами в руках и смотрят на нас во все глаза. Переступая через кочаны капусты, я направился к ним вслед за Челкашом.

Поздоровавшись, я рассказал старикам о нашем бедственном положении и спросил, есть ли в деревне тракторист, чтобы вытащить нашего утонувшего Малыша.

— Тракторист есть. Паша. Вон его изба, — старуха показала на дом, рядом с которым стояло особенно огромное пугало в красной рубахе с чугуном вместо головы — оно звенело бутылками.

— Паша в нашей Глуховке — главный человек, — пояснил старик. — Он в бездорожье куда хочешь довезёт. Он парень что надо. Не только вашего Малыша, он кого хочешь вытащит из реки, хоть самого чёрта. Но не знаю, в каком он сейчас самочувствии. Он, голубчик, вчера праздновал.

К Паше я достучался с трудом. Вначале в проёме двери показалось его скуластое небритое лицо, затем большой, с бочонок, живот, и наконец он вышел на порог весь — босиком, в трусах и майке; взгляд у него был мутный, а лицо зелёного цвета — чувствовалось, Паша «праздновал» обстоятельно. Я объяснил ему суть дела.

Тяжеловес Паша (так я про себя его назвал) зевнул, погладил живот и протянул:

— Ясненько. Поедем покопаемся. Щас оденусь и заведу агрегат.

Паша надел только ботинки. Привязал к «руке» пугала ещё одну бутылку и направился к сараю. Раздались выхлопы, тарахтение, лязг и грохот — к воротам подкатил гусеничный трактор. Челкаш на всякий случай выбежал на улицу. Паша открыл ворота и бросил нам с Челкашом:

— Садитесь!

Но Челкаш наотрез отказался забираться в кабину страшной машины и побежал в сторону реки, давая понять, что, как штурман, будет указывать нам дорогу.

По пути, чтобы наладить с Пашей контакт, я спросил, почему в их деревне так много пугал?

— А-а, по привычке, — погладил живот Паша. — Птицы их не боятся, всё одно — клюют ягоду. Нажрутся, сядут на пугало и чистят клювы… Только моего Васю и опасаются.

— Какого Васю?

— Ну моё пугало. Я его от коршуна поставил, тот цыплят таскает. Вася заметит коршуна, начинает изо всей мочи греметь бутылками.

Я посмотрел на Пашу — в своём ли он уме?

— Не веришь? — усмехнулся Паша. — Спроси у кого хочешь из наших глуховских.

Я вздохнул, подумав: «Вот к чему приводят «празднества», но, как выяснилось позднее, ошибся.