Чел. Роман - [70]
– Удачи.
Отец молча, пребывая уже в своих мыслях, несколько раз мелко кивает в ответ и скрывается за дверью. Линер провожает его все тем же ироничным взглядом. Глеб неожиданно замечает:
– Не знал, что ваш отец – специалист по бабочкам…
Линер резко оборачивается:
– Откуда вы знаете, что генерал мой отец?
– Так… я же… это… – бормочет Глеб в растерянности.
– Память хорошая?
– Так точно, товарищ майор.
– Что ж там, в этом вашем досье, упустили такую деталь? А?
– Недоработка, товарищ майор. Исправим.
– Да, уж постарайтесь… – цедит по слогам Линер и мгновенно переходит к делу:
– Что с текстом?
– Тред продолжается. Копирую раз в несколько минут. По содержанию и словарю заметных изменений нет. Но у меня другая новость. У нас есть предыдущий тред.
– Опа. Да ну? Это как же?
– Я виноват. Он с самого начал был. То ли прокрутка зависла, то ли вся страница, но сейчас все работает. Там большой объем. Я виноват, товарищ майор… Я уже вам сбросил…
– Очень хорошо. Давайте разбираться в нем… Этот файл?
– Так точно.
– Так… Приглашает на концерт. Он поет. В храме. Вечер субботы. Отлично. Плохо – ни года, ни месяца, ни числа.
– Ни города.
– Ни страны… Ответ от нее. Из него ясно, что на концерте она была. В целом ответ – встречное приглашение. Некий карьер. Пригород. Следующее утро.
– Боулдеры, товарищ майор.
– И что?
– Это скалолазный термин, я посмотрел.
– А что значит?
– Ну, глыба. Кусок скалы, на который нужно залезть.
– Зачем?
– Спорт.
– Учтем. Значит, он обещает прийти и приходит… Итак, что мы сразу имеем. Он – музыкант. Точнее – певец. Солист. Она – спортсменка. Возможно, скалолаз. Как-то мало общего, Глеб. Я бы даже сказала – ничего. Очень напоминает игру. Объекты еще такие странные: храм, карьер… Какое-то столкновение крайностей. Минус на плюс. И дальше – та же тематика?
– Да. При этом они будто информацией обмениваются…
– Вот именно, что обмениваются, Глеб, вот именно…
Линер прокручивает тред до карьера несколько раз и ей вдруг приходит на ум одно видео, по давнему теракту в театральном центре. На нем мужчина в маске снаряжал смертницу шахидским поясом. При этом он пел. Невероятно красиво пел. Более сильного и красивого голоса Линер никогда ни до, ни после не слышала. Он сбил тогда Линер с толку. Она отказывалась верить, что такой голос может принадлежать убийце. Оказалось – может, еще как может. То видео – единственное, где фигурировал этот человек. Непосредственно в теракте он не участвовал. Участников положили всех. Организаторов убрали в течение года. Но певец исчез. У него еще там что-то было с пальцами. Очень приметное. Последствие ранения. Подрывник – обычные дела. С опознанием нельзя было ошибиться. Но среди убитых его не было. И с тех дней о нем ничего не слышно. И вот здесь спустя столько лет опять какой-то певец…
Линер невольно смотрит на пострадавшего. Живет как будто только один палец. И голоса нет. И уже не может быть. То есть ее версия так и останется версией.
Линер возвращается в тред. Прокручивает его еще раз, не находит никаких зацепок. Останавливается на сцене с обувью и долго не может понять, что не дает ей покоя.
– Глеб, что не так на строчках от «босиком» и до «щас»?
– А что не так?
– Что-то не то, по отношению к тому, что раньше… Ну, ну думайте…
– Они рядом.
– То есть?
– Он просит вернуть ему обувь. Значит – она рядом.
– А раньше что же – он был на расстоянии? Как же посещение концерта и то, что он пришел на встречу?
– Это всё может быть виртуальным.
– Так и холодно может быть виртуально или фигурально… Да как угодно… Но, возможно, вы и правы Глеб… Возможно… С какого-то момента он действительно рядом, но по какой-то причине они продолжают общаться в Сети… Так что там дальше… Обед… Ей нельзя, он настаивает… «здесь так не принято…»
– Тут не его словарь…
– В смысле?
– Вот это «срать я хотел…». Не его словарь… Грубо… Он нигде так не выражается…
– Ну, это у всех бывают срывы… Да, и не так уж это и грубо…
– Для кого как…
– Хотите сказать, это какой-то очень важный, принципиальный момент?
– Да, особенно если мы считаем, что это игра, шифровка, а не просто разговор. Дальше вообще речь о какой-то съемке идет…
– Она ее запрещает и следом его «родители» приглашают их к себе. И, судя по всему, они туда едут… Карьер, карьер… Может, это схроны? Опять же никаких координат. Ни времени, ни места. Везде – нигде. Всегда – никогда… – вспоминает Линер одну из присказок шефа и прокручивает тред еще раз с самого начала, и еще…
«Какая-то линия, несомненно, выстраивается. Есть, что предъявить шефу. Но все слишком гипотетично, лишено конкретики. Твои предположения ни подкреплены чем-то иным, помимо текста. Они так же виртуальны, как и этот диалог. Между тем, авторы треда вполне реальны, хотя и выходят в своем теперешнем существовании за пределы осознаваемого. Реальна и толпа на улице, и вторая группа подрывников в городе. Они могут быть уже на месте. И просто ищут вариант. Твое следствие – маленькая толика работы всего комитета. Капля, которая может решить всё. Только где она – эта капля? Как выудить ее из потока слов?»
В палату возвращается отец. Линер удивлена.
– Быстро… вы…
Жизнь маленького городка идет своим чередом. Горожане даже не подозревают, что в ней могут произойти необычные события, но окружающие горы хранят в себе древние темные пророчества. И однажды те начинают сбываться. Надвинувшаяся колдовская мгла готова поглотить как город, так и все небесное королевство. Его повелительница утратила свои магические силы и теперь не может никого защитить. Казалось бы, все кончено. Неужели мир падет? Неужели из этого нет выхода? Лишь Неисчерпаемый ковш знает имя того, кто придет на помощь.
20 февраля 1933 года. Суровая берлинская зима. В Рейхстаг тайно приглашены 24 самых богатых немецких промышленника. Национал-социалистической партии и ее фюреру нужны деньги. И немецкие капиталисты безропотно их дают. В обмен на это на их заводы вскоре будут согнаны сотни тысяч заключенных из концлагерей — бесплатная рабочая сила. Из сотен тысяч выживут несколько десятков. 12 марта 1938 года. На повестке дня — аннексия Австрии. Канцлер Шушниг, как и воротилы немецкого бизнеса пять лет назад, из страха потерять свое положение предпочитает подчиниться силе и сыграть навязанную ему роль.
Северная Дакота, 1999. Ландро выслеживает оленя на границе своих владений. Он стреляет с уверенностью, что попал в добычу, но животное отпрыгивает, и Ландо понимает, что произошло непоправимое. Подойдя ближе, он видит, что убил пятилетнего сына соседей, Дасти Равича. Мальчик был лучшим другом Лароуза, сына Ландро. Теперь, следуя древним индейским обычаям, Ландро должен отдать своего сына взамен того, кого он убил.
Если живёшь на пути у Наполеона. Если по дороге в магазин встречаешь говорящего мертвеца. Если ребёнок, которого любишь, любит не тебя. Если заходишь в спальню, а твоя жена с другим. Если тот, кого никто не видит, неумолимо приближается к твоему дому… Каждый создаёт свой мир сам. Содержит нецензурную брань!
Эта история могла произойти где угодно, и героем ее мог быть кто угодно. Потому что жесткость, подлость и черствость не имеют географических координат, имен и национальностей. На Собачьем архипелаге случается происшествие: на берег выбрасывает три трупа. Трое чернокожих мужчин, вероятно нелегальных мигрантов, утонули, не доплыв до вожделенной земли, где рассчитывали обрести сносную жизнь. Влиятельные люди острова решают избавиться от трупов, сбросив их в кратер вулкана: в расследовании никто не заинтересован, особенно те, кто зарабатывает на несчастных нелегалах.
Какова она, послеперестроечная деревня? Многие и не знают. А некоторые, наверное, думают, что она умерла. Но нет, жива. Вот тетя Тася и тетя Фая делят однорукого жениха деда Венюху, вот дядя Гриша, полноправный хозяин руин и развалин, собирает металлолом и мечтает о путешествии на вырученные деньги, а вот скотница Рита Коробкова жертвует половину своей премии на инструменты оркестру интерната для слепых и слабовидящих. О трагедии российской жизни Наталья Мелёхина рассказывает без надрыва, легко, выразительно, иронично.
Плам толстая, очень толстая, сколько она себя помнит, все на нее насмешливо смотрят, осуждают и, конечно же, советуют похудеть (ведь так важно заботиться о своем здоровье) — будто проще быть ничего не может. Плам копит деньги на операцию по шунтированию желудка, чтобы наконец-то похудеть и начать жить. Это же очевидно: пока ты жирный, жизнь не может быть яркой и интересной. Никто тебя не будет любить, у тебя не будет друзей — общепризнанный факт, даже надеяться нечего. Пока Плам ждет начала своей жизни, мучается угрызениями совести из-за того, что она не такая, как модели в журналах, некие террористки «Дженнифер» начинают жестоко мстить мужчинам, которые плохо относятся к женщинам (обидел женщину — лети с вертолета без парашюта)