Чекист - [18]

Глава 6

Говорят, утро вечера мудренее. Врут, доложу я вам. Может у кого и мудренее, но не у меня. По крайней мере, тем утром. Рано сбежав из дома, я захватил с собой пиджак, пришедший в полную негодность, и выбросил его в мусоропровод. Опасался, расстроить Алену, когда она увидит его в плачевном состоянии. Еще подумает, хулиганы напали или на службе что случилось. Потом поехал в управление. Теперь, при свете дня, весь случившийся со мной ночной кошмар казался бредом сумасшедшего. Какое чудовище? Пусть даже сильно смахивающее на полумифического гигантопитека или на еще более нереального снежного человека? Здесь, в центре современного мегаполиса? В давным-давно обжитой и известной вдоль и поперек Европейской части России? Истинный бред! Или не бред? Ведь пиджак я видел утром, и он был порван. Это неоспоримый факт. Не порвал же я его себе сам. А вдруг? Ведь ужасный рев монстра разбудил бы весь дом. Однако этого не случилось. Выходя утром из подъезда, я даже не поленился и залез в роковой куст в надежде обнаружить какие-нибудь следы нападавшего. Но лето было довольно засушливым, дожди случались редко и, следов ночного монстра найти не удалось. Обнаружились несколько сломанных веток, но мало ли кто их сломал. Может пацаны вечером играли, может собаки ночевали или бомжи искали стеклотару. А поскольку следов нет, то не было и монстра. Значит, что? Все это мне померещилось? Вообще-то глюками я не страдал, но всякое бывает. Мне стало обидно. Обидно за то, что вчера растерялся. В глубине души я не верил, что ночное происшествие мне показалось. Но доказать самому себе его реальность я не мог. Поэтому все-таки оставалась вероятность того, что это была галлюцинация. Тот же сон, бред, неожиданная болезнь, что угодно, но не явь. Тяжело вздохнув, я поднялся в подошедший почему-то полупустым троллейбус. Вообще личный транспорт у меня есть, но держать машину под окнами, как это делает большинство автовладельцев, не хотелось, а до гаража далеко. Увидев кондуктора, я слегка помахал перед его носом служебным удостоверением и, пройдя в середину салона, расслабленно плюхнулся на свободное место. Троллейбус тронулся.

Пока он не спеша ехал по улице Горького, объезжая многочисленные припаркованные вкривь и вкось автомобили, я все еще пытался как-то проанализировать ситуацию. Однако так и не пришел ни к каким определенным выводам. Поэтому принял твердое решение ничего начальству не докладывать. По крайней мере, пока. Еще сочтут за сумасшедшего. Отстранят от работы. Тут меня осенило. А вдруг это как-то связано с моими латентными способностями к невидимости? Может быть, я вижу то, что другим не дано? «Да нет,» — остановил я свое не в меру разбушевавшееся воображение. Раньше — то этого не было. Вот только странные сны… С детства и довольно часто мне снятся странные вещи. И довольно часто они сбываются. Даже чаще чем хотелось бы. Но сны это сны, и вчерашняя обезьяна вписывается в них точно так же удачно, как «БелАЗ» в мой малогабаритный гараж. В общем, как мне тогда казалось, я мудро решил оставить размышления на эту тему до лучших времен. Тем более, что пора было выходить.

В этой части города все-таки недавно прошел небольшой локальный дождь, и огромное какого-то серо-свекольного цвета здание нашего управления влажно темнело за недавно установленной в кремлевском стиле оградой. Впрочем, на мой взгляд, довольно безвкусной. У входа никого не было. Я вошел в здание управления, поздоровался с дежурным прапорщиком Костей и поднялся к себе в кабинет. Часы показывали без десяти девять. Пора было идти к Данилову. Глотнув из кружки оставшийся со вчерашнего утра и так и не выпитый мною чай, я на всякий случай взял из сейфа дело Казимирова и, сунув его под мышку, побежал в приемную. Увидев меня, Мария Ивановна кивнула головой в сторону двери и, вспомнив вчерашнее разрешение шефа заходить к нему в любое время без доклада, я пару раз стукнул по двери и вошел.

Генерал явно был не в духе. Не предложил даже сесть. Поздоровавшись, он, молча, положил на стол передо мной несколько увесистых коричневых папок. Помнится, что такого цвета была оберточная бумага, в которую еще лет пятнадцать назад в продмагах заворачивали селедку и дефицитный весовой комбижир.

Данилов ткнул рукой в сторону папок и пробурчал:

— Здесь почти все. Изучи. Постарайся успеть за пару дней.

После чего посмотрел на меня. Дескать, вопросы есть?

— Слушаюсь, Василий Петрович.

Шеф еще некоторое время смотрел на меня, словно ожидая чего-то, потом пожевав губами, отпустил с миром, сказав, что я могу идти.

Запершись у себя в кабинете, я приоткрыл окно, заварил свежий чай и, усевшись за стол, развязал шнурок первой папки. Солнце за окном поднялось уже достаточно высоко и начинало парить. Кабинет насквозь, как пулеметными трассерами был прошит его яркими лучами. В отличие от генеральских окон, перед моими не то, что лип, не было даже плохонького американского клена, дающего маломальскую тень. Оба окна смотрели на старое двухэтажное здание, в котором находилось ЧК сразу после революции. Пришлось встать и задернуть шторы. Затем я налил себе чай и занялся папкой. Чай получился невкусным, а содержимое папки не таким интересным, как я ожидал.