Чекист - [68]

— Вы нас за резолюцию не агитируйте, — помрачнев, сказал долговязый. — Мы сюда по комсомольской путевке пришли. И если надо, зубами уголь выгрызем. Только выгрызать негде — все забои затоплены. Топчемся без дела!

— Да, да, военная разруха... Пошли, Дмитрий Николаевич! — заторопился управляющий.

Но Медведев спокойно продолжал беседовать с комсомольцами.

— Кое-какие участки все же есть?

— Та булы! — в сердцах сказал круглолицый украинец. — А недели две тому завалило вентиляционный шурф на последнем участке...

— Завалило?! — взорвался долговязый. — Сволочь какая-то обвал устроила, контра проклятая!

— Неужели нельзя восстановить?

— Пытали! — махнул рукой круглолицый. — Начальство кажуть, машин у нас таких нема, щоб восстановить. А мы разве понимаем?

Медведев взглянул на управляющего, тот утвердительно кивнул и развел руками.

Они долго шли по темному туннелю, светя себе шахтерскими лампами. Гавриченко, показывая дорогу, все объяснял, что такое крепления, что значит штрек, шурф, штольня. В стенах жирно поблескивала полоса угля. Воздух становился тяжелее. Вода доходила уже до щиколотки.

— Вот, собственно, и все в таком роде, — остановился Гавриченко и, подняв лампу, посветил Медведеву в лицо.

Управляющий смотрел на него выжидающе. Но Медведеву нужно было дойти до пятого ходка, и он решительно пошел вперед, слыша все время за спиной тяжелое дыхание Гавриченко.

Наконец впереди тускло мелькнул огонек. К ним шагнул могучего сложения человек.

— Ты что здесь делаешь, Старцев? — с удивлением, почти испуганно воскликнул Гавриченко.

— А-а, здравствуйте! — спокойно протянул Старцев. — Вот разбираюсь, нельзя ли чего сделать, чтоб осушить шахту.

— Понятно, понятно, — одобрительно проговорил управляющий и пояснил: — Старый шахтер, профсоюзный деятель. Ну, разобрался?

Старцев поманил их, осветил ходок, опускающийся под воду. В расходящихся веером туннелях, словно нефть, чернела вода, из нее кое-где торчали обломки искореженных труб.

— Разве тут разберешься без образования! — с досадой воскликнул Старцев. — Уж если товарищ управляющий не могут ничего сделать...

— Да, сколько времени провозился я здесь по горло в воде! — вздохнул Гавриченко. — Погибла шахта!

Обратно шли все вместе. Молчали.

Когда забирались в бадью и Гавриченко, заговорившись с кем-то из шахтеров, отстал, Старцев шепнул Медведеву:

— Рассмотрели? Там выпилена часть системы. Нужно только четыре аршина шестидюймовой трубы, чтобы осушить шахту.

Наверху, щурясь от солнца, Медведев как бы невзначай спросил:

— Значит, ничего нельзя сделать? Ведь вы, товарищ Гавриченко, еще до революции на этой шахте работали управляющим, знаете ее хорошо?

— Да, я старый шахтер! — отвечая лишь на второй вопрос, сказал Гавриченко, и в глазах его появился тревожный блеск.

«Эх, если б я разбирался в технике!» — досадовал Медведев, возвращаясь с шахты. Только сейчас понял он слова Дзержинского о новых задачах, только сейчас оценил клад, найденный комсомольцами под подушкой председателя ВЧК — учебник бухгалтерии. Завершался целый период борьбы за Советскую власть. Враги меняли оружие. Мы защищались маузером, винтовкой, гранатой. Наступала пора защищать свою республику знаниями.

Думая об улыбчивом Гавриченко и его представительном тесте, Медведев понимал, что борьба будет нелегкая...

Но в его кабинете навстречу поднялся со стула незнакомый человек с квадратным, тяжелым подбородком и проницательным взглядом и представился новым председателем уездной Чека.

— Петерсон переводит вас в губернию, — сказал он без улыбки, передавая запечатанный в конверте приказ. — Я знаю, вы тут многое сделали, многое, вероятно, не завершили. Что ж, я буду продолжать. Когда передадите дела? Сейчас? Вот и хорошо. Начнем сразу.

А через два дня Медведев уже ехал по широкой степи, плавающей в предвечернем тумане, и думал о том, что, вероятно, он очень привязчив к людям и местам, если так грустно уезжать, и что жизнь будто нарочно подшучивает над ним и не дает ему нигде прирасти...

Петерсон встретил его сурово-доброжелательно, поворчал, что Медведев фантазер и чересчур доверчив, что его надежды на отпетого бандита — это сентиментальные бредни, и объявил, что он, Петерсон, все же любит его и оставляет при себе. А затем, приберегая приятное к концу, вынул из ящика стола золотые часы с выгравированной надписью и, подавая Медведеву, обнял за плечи.

— Ну, и поздравляю с наградой. Это тебе от ГПУ Украины, за успешную борьбу с бандитизмом.

Окончился первый год самостоятельной работы — трудный первый год. Медведев думал о Мише и не прощал себе ни одной ошибки. Он думал и о том, что несправедливо отнимать у него радость довести до конца начатое, выстраданное и отдавать другому продолжение дела, когда ты полон сил и можешь завершить его сам. Но тут же бранил себя за эти чувства, обвинял в честолюбии. Не все ли равно кто сделает? Главное ведь в том, что и Гавриченко, и Козодуб не уйдут от возмездия, что шахты будут жить!

Глядя в честные и наивные глаза Петерсона, он еще думал о том, что прошедший год доказал: вера в людей — это великая сила и счастье, даже если человеческое находишь в таком звере, как Левка Задов.