Чеченское колесо - [31]

Первомайский дневник. От первого лица

Возможно, кому-то покажется неуместным появление этого дневника на страницах книги, но я убежден, что без собственных ощущений невозможно осмыслить явление в целом.

Любые записи, сделанные по горячим следам, грешат неточностями, и это понятно. Человеческая память фиксирует и держит то, что в определенный момент казалось существенным и если и не было главным, то уж точно ярким и запоминающимся. Со временем это, на первый взгляд, яркое уходит и проявляются новые, более точные детали, подтвержденные фактами, документами, свидетельствами.

Именно поэтому изложение того, что увидел, услышал и смог прочувствовать, необходимо предварить кратким комментарием. Все, что хочется рассказать, - это только малая толика того, что было на самом деле. Что-то будет скорректировано в процессе тщательного расследования (надеюсь, что оно будет доведено до конца), что-то будет опровергнуто другими очевидцами, что-то будет подано под другим углом зрения. Так что «пророков нет в Отечестве моем». Мне же остается только заправить чистый лист бумаги в машинку и рассказать о том, что видел и узнал.

* * *

Почему-то мне всегда казалось, что мои первые записи после отставки должны начаться с фразы: «Сегодня я сдал удостоверение, попрощавшись с прапорщиком на вахте, вышел на Лубянскую площадь. Я стал вольным, как птица».

Пернатым ощутить себя не пришлось.

Впрочем, вольным тоже. Да и удостоверение на вахте я сдал много лет спустя. Но те дни воспринимались как то, что определяется - «последний раз».

На cамом деле все оказалось проще и будничнее.

Прибыв в штаб операции по освобожению заложников в Первомайском, расположенном в двух километрах от поселка, я увидел озабоченные лица помощников директора... Один из них отозвал меня в сторону и заговорщицким тоном известил: «Понимаешь, вчера Михаил Иванович разговаривал с президентом, который выразил неудовольствие твоей работой. Не знаю, о чем они говорили пятнадцать минут, но шеф приказал написать приказ о твоем отстранении от должности «за провал информационного обеспечения операции». Он приказал передать тебе, чтобы ты убыл в Москву. Деньги есть?»

Так... Информационное обеспечение оказалось важнее самой операции, а моя персона была удостоена внимания САМОГО ПРЕЗИДЕНТА. Пока мы думали о том, как бы в ночной неразберихе, в грязи и холоде, под непонятно откуда ведущимся огнем не угодить под пулю, на самом ВЫСОКОМ уровне обсуждалась моя персона. Впрочем, некоторые предпосылки утра стрелецкой казни были. Еще до прилета Барсукова и Куликова из Москвы пришла драконовская телеграмма. Суть: руководители операции проявляют медлительность и нерасторопность, необходимо форсировать ситуацию. Для пущей важности в конце была приписка: «Прибытие нас на место будет означать отставку всех руководителей операции от занимаемых должностей». Вот так. Простенько и со вкусом.

Правда, ни к каким руководителям я себя не относил. Но все же...

Черт его знает, может, через десять дней в поле без воды, мыла и бритвы, в башмаках с пудом глины на подошвах, в грязном камуфляже, который стал второй кожей, в черной шапочке-маске с прорезями для глаз, питаясь раз в сутки, приобретается некий иммунитет, позволяющий спокойно реагировать на общественно-политические раздражители.

Наиболее красочно мою отставку мог бы прокомментировать сам президент, который образно рассказывал о работе снайпера: «Ведет, ведет, ведет снайпер противника. Куда тот, туда и снайпер. Ведет и - БАЦ!» - удар ладонью по сжатому кулаку. Короче, «злая пуля осетина его во мраке догнала».

Как бы то ни было, вольным, как птица, я себя не ощутил, но и продуктом распада, дрейфующим в проруби, не почувствовал.

Мне было приятно, что я побывал среди сильных и мужественных людей, видел настоящую, а не показную храбрость, видел человеческие, подчас трогательные взаимоотношения людей.

И это было главным.

Главным было и то, что позже многие с возмущением говорили о несправедливости, о предательстве, о том, что все видевшие репортажи из Первомайского понимали, что произошло. И почему именно генерал Михайлов оказался крайним.

Впрочем, отдельные «аналогопатомы» от журналистики оттянулись по этому поводу вволю. Я их понимаю. Маленький рост даже при некотором таланте - недостаток для личности амбициозной и тщеславной весьма существенный. Правда, после своей отставки газеты читал мало.

Мнение «команды» шефа меня тоже интересовало мало. Каждый приходит со своей командой. Новый директор пришел в ведомство со своей командой...

Похоронной.

С ней и ушел, не прожив в ведомстве и пяти месяцев после ситуации в Первомайском.

Безусловно, невозможно уйти и от анализа причин, которые привели нас к столь драматичной ситуации, без оценки тех, кто были главными действующими лицами, без попытки разобраться в причинно-следственных связях.

* * *

Телефон, как всегда, звонит не вовремя. Кофе ещё не прогнал остатки сна, одна щека выбрита, и я старательно скоблю вторую. Дежурный уже не по-утреннему бодр. «Александр Георгиевич, - второй Буденновск. Бандиты захватили здание больницы в Кизляре».