Чеченский угол - [42]

Она об этом даже не заикалась, берегла, хранила, держала в себе чистую светлую радость.

И приняла, испила до дна чашу смертельного приговора.

Голос отца звенит от волнения:

– Юсуп Дадаев будет тебе хорошим мужем…

Папа всегда хотел как лучше.

Юсуп – красивый, работящий, заботливый.

Все девушки в селенье завидовали Айзе. Завидовали, не зная: жизнь может становиться непрерывным сном.

Бислан склоняется над тарелкой с супом, хвалит лепешки. И закрывает ее рот поцелуем, медленно лаская тело. Про суп и лепешки мечтать легко. Его губы и руки – сладкая непознанная тайна. Но, как зеленеющий за окном сад, очевидно: губы – вкусные, руки – нежные. И тело изнывает, наполненное предвкушением…

Только об одном думала Айза: как бы не выпустить из снов любимое имя.

Талия все хранила девичью стройность. В чреве, как в иссохшейся от зноя пустыне, не зарождалось детей. Юсуп печалился, мечтал о сыновьях. Но если жизнь – сон, то новая жизнь тоже спит.

Муж умер, как жил – тихо, беззвучно, спокойно. Он спал, выкроив пару часов, вернувшись домой со священной бескомпромиссной войны.

Айза не видела, как в дом неслышно вошли люди в черных масках. Была на рынке, покупала для Юсупа, не торгуясь, свежее мясо, консервы и все радовалась: хоть пару дней исхудавший в горах муж хорошо покушает.

Тяжелый пакет выскользнул из рук еще на пороге. Ветер скрипел полураспахнутой дверью.

– Юсуп!!!

Впервые он, такой сильный, такой внимательный, ей не ответил.

С соседями, выдавшими мужа шурави, Айза посчиталась сама. Своими собственными руками. Хасан, жалкий слизняк, он всегда мечтал о власти и трусил, как поджавшая хвост собака. А тут, поди ж ты, захотел выслужиться перед русскими, выдал Юсупа, рассчитав: родственников-мужчин у Айзы не осталось, всех сожрала война, отомстить некому. Старостой хотел заделаться, проклятый шайтан!

Хасан умирал долго. Выследить его, собиравшего кизяк на пастбище, оказалось несложно. Пистолет Юсупа, извлеченный из замаскированного отверстия в стене сарая, бил точно в цель.

Пули жалили предателя. Кровавое пятно в паху, пробитые колени, отстреленные пальцы. Он молил об одном: сделать, наконец, последний выстрел. Но этой радости Айза ему не доставила. Ей нужно было еще посчитаться с отцом Хасана, который мог остановить сына, но не пожелал этого сделать.

Вспоминая потом эти события, Айза часто думала: слишком много совпадений, так не бывает. Воля Всевышнего, знающего о предстоящих испытаниях, вела прямо к возмездию.

Как она смеялась, когда Юсуп, в свое первое же возвращение из отряда домой, увел ее в горы, вложил в ладони длинный прохладный пистолет.

Красивое лицо очень серьезно:

– Стреляй, любимая.

В Айзе пенится изумление. Зачем все это? Война скоро закончится, русских уже разбили в Грозном, но даже когда они штурмом взяли столицу, нет им покоя на чеченской земле, в каждом городе и ауле их встречает смерть, и скоро они дрогнут, необученные мальчики и их тупые генералы.

Хорошая жена – послушная жена. Айза, хорошая, послушная, давила на спусковой крючок, и тело вздрагивало после выстрелов.

Вот оно как все вышло. Воистину – милостлив Аллах и всемогущ, готовя к предстоящим испытаниям…

Нарочно не придумаешь.

Еще истекал кровью на пастбище Хасан, еще совсем непонятно, как и где выследить его отца, старика Махарбека. В селенье оставаться опасно. Ватные ноги ступают по горной тропинке. Айза понимает: ступают. Только нет привычной твердости дороги, не чувствуется подъема. В голове почти звенящая пустота. Вся Айза – уверенность. Надо найти Махарбека. Найти и убить.

Старик возникает в отдалении, темно-серый камень прорисовывает все, до мельчайших подробностей. Худое тело, облепленное белой рубашкой, опирается на светлую палку, широкий козырек кепки делит морщинистое лицо на неравные части: маленькую черную полоску и большой белый квадрат.

Айза успевает заметить: страх замораживает движения, резиновая маска ужаса опускается на лицо.

Махарбек пытается бежать. Навстречу стальному глазу дрожащего в руках пистолета. И спотыкается, падает лицом на землю, закрывая ползущее по рубашке красное пятно.

Тишина.

Старик молчит, ни единого движения в худом теле.

Дотронуться до него? Он действительно умер?

Но Айза не успевает выполнить задуманное. Горький поток выливается изо рта. Потом еще долго все сжимается внутри, не позволяя ни вдохнуть, ни выдохнуть.

Она прицелилась в голову Махарбека, стараясь унять дрожь в руках, закрыла глаза и нажала на курок.

Быстрее и подальше. Подальше и быстрее…

Звенят в ветвях беззаботные птицы. Прямо у уха, исследуя невысокую прохладную травяную поросль, гудит – Айза скосила глаза в сторону, откуда доносится жужжание – черный жук с гладкой черной спинкой. Различимые сквозь крону клочки голубого неба успокаивают раненое сердце. Ненадолго. Пульсирующая боль метает кинжалы.

Айза пытается думать. Отчего же стало так невыносимо больно? Вспышка ярости превратила ее в орудие, смертельное, молниеносное. Жестокое. Беспощадное.

Ничего-то у Юсупа не было – ни взаимной любви, ни сыновей. Только много работы. Как же он старался построить свой дом, торговал фруктами, выращивал баранов, хватался за любое дело, не жалея себя, откладывал каждую копеечку. Чтобы потом, в построенном с таким трудом доме, получить пулю в затылок. Не пошел бы в горы – не получил? А как не пойти? Как не защитить дом, свое селенье, любимую женщину?..