Чеченский разлом - [35]

— Почему ты отпустил задержанного?

— Какого? — спросил Ярощук и сделал непонимающий вид. — У меня их за день набегает десятка два. Говорите без намеков, Иван Константинович.

Ярощук понял: Лапшин не хочет раскрываться, называя фамилию. Он перекладывал ответственность за происшествие на чужие плечи. Так можно будет чувствовать себя спокойнее и перед своим начальством и перед теми, кто на это начальство давил сверху, понуждая выпустить сына Ичкерии без процессуальных формальностей.,

— Имеете в виду Адугова? Так я его выпустил по вашему приказанию. Вернул машину, ключи. Куда он поехал — следить не мое дело. Вам может быть об этом известно больше.

— Да, — рассвирепел Лапшин окончательно. — Да, мне известно больше. Вот он где! Вот! — Генерал указал рукой на реку. — А виноват ты. Я так и буду докладывать.

В это время двигатель автокрана заурчал, тросы натянулись и черная машина начала медленно выдираться из скрывавшей её воды и грязи. Мутные струи хлынули наружу из всех щелей. Левая — водительская — дверца машины оказалась распахнутой и свободно болталась над пустотой, то прикрываясь, то открываясь во всю ширь.

— Это его машина? — спросил Лапшин.

— Я сверял номера. Его.

— Как он в реку заехал?

— Где сам пострадавший?

— Это я хочу спросить у тебя. Водолаз осматривал кузов ещё на дне. Там никого не было.

— Чему тогда удивляться, — съязвил Ярощук. — Значит утоп. Как говорится, концы в воду и в деле точка.

— Вот я и хочу разобраться, кто эти концы в воду сунул.

— Скорее всего это выгоднее тем, кто просил вас его выпустить. Абрек что-то знал и вот…

Такая версия не пришлась Лапшину по душе. Он знал, что по факту катастрофы гаишники заведут расследование и приплетать свою фамилию к происшествию со скользкими обстоятельствами ему не хотелось. Это только кажется, что генералы сидят в своих креслах уверенно и твердо. Нет, никто из лиц номенклатурных такой уверенности не испытывает. Каждого прикрывает кто-то другой, сидящий этажом выше. Поэтому тактика подковерной борьбы в том, чтобы замарать поначалу звено низовое и уже потом выставить начальника в роли покровителя дураков.

— Можешь быть свободен. Уезжай, — Лапшин устало махнул рукой, всем видом показывая, что подполковник ему настолько надоел, что на него и смотреть не хочется.

Ярощук козырнул и пошел к машине.

— И напиши на мое имя докладную, — послал ему вдогонку генерал. — Изложи подробно: где, как и почему этот тип был задержан, где, как и когда ты его отпустил. Ты меня понял?

Утром нового дня Ярощук выехал на своем «жигуленке» за город. На двадцатом километре, свернув с магистрали на узкую лесную дорогу под знак «кирпич», который запрещал въезд на нее, через пять минут оказался у зеленых железных ворот, перекрывавших проезд на территорию, огражденную таким же зеленым высоким забором.

У ворот Ярощук притормозил и стал терпеливо ждать.

Два прибора наружного наблюдения, укрепленные на вереях — столбах, которые держат ворота, бесшумно сдвинулись с места и с высоты, как пулеметы, нацелили объективы на стоявший внизу автомобиль.

Минуту спустя сработала автоматика и ворота бесшумно открылись.

Миновав их, Ярощук предъявил документы охраннику, который подошел к машине слева, держал в правой руке автомат. Второй такой же охранник стоял справа, держа автомат нацеленным на машину.

Убедившись, что все в порядке, охранник отдал честь и разрешающе махнул рукой:

— Проезжайте.

Ярощук тронул «жигуль» и на втором ответвлении центральной дороги лесного городка свернул направо. Подъехал к двухэтажному коттеджу. Окружая его мирно шумел девственный, не тронутый рукой человека березняк.

Сюда, на одну из загородных резиденций военной разведки ещё вчера полковник Бойко привез чеченца, который по документам выступал как Джунид-Башир-Руслан.

Бойко встретил Ярощука на крыльце. Протянул руку.

— Салам, мохтарам амер, — поздоровался он с ним на дари. — Привет, уважаемый командир.

— Алейкум ассалам, ман дагарвал, — ответил Ярощук на том же языке. — И вам мир, мой полковник.

Боль и горечь Афганистана до сих пор жили в душах обоих военных востоковедов, и они не хотели о ней забывать.

Руслана Адугова привели в небольшую светлую комнату на втором этаже. Плотный старший прапорщик, или как ещё говорят «ночной генерал-полковник» с тремя звездочками в один ряд на погонах, снял с задержанного наручники. Адугов сразу стал растирать запястья, натруженные металлом.

Ярощук смотрел на Адугова внимательно и вдруг сказал:

— А ведь я, Жора, всю ночь пытался вспомнить, откуда мне знакомо это лицо. И только сейчас понял.

Он ещё раз вгляделся в лицо чеченца и неожиданно по-арабски произнес обращение к аллаху, просящее защиты от шайтана:

— А узу би-Лляхи мин аш-шайтани-р-раджими! Старый знакомый! Вот радость какая! Господин Абдурахман Усманов из Бухары, в которой он никогда не бывал! Он же Давлатмирзаев, Абу Маджид и Адугов. Вот так встреча!

Из глубины темных глазниц чеченца на Ярощука смотрели два глаза, светившимися нескрываемой неприязнью…

— Значит, не узнаешь? — спросил Ярощук.

По блеску глаз чеченца, который старательно избегал встречи со взглядом Ярощука, угадывалось, что он вспомнил их первую встречу, но боится в этом признаться.