Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1 - [18]

Полковник Курдюмов был не высок, но плотен и плечист, от него веяло скрытой силой. По особой походке, по устоявшейся привычке играть мускулами плечевых суставов, в нем безошибочно угадывался первоклассный боксер.

Алексей Самохин, блондин, кареглазый, сухопарый, подвижный, как ртуть, возвышался на целую голову над Юрием Рожковым, приземистым крепышом, с синим блеском глаз, ржаными желтыми ресницами и с пышными усами.

Лидия Игнатьевна бросилась встречать их.

— Просим, просим, дорогие гости!

Курдюмов на виду у всех чмокнул хозяйку в руку. Подчиненные повторили тот же рыцарский жест.

Узрев, как собрались дальние гости, черепашьи шагом стекались и приглашенные соседи. Первой явилась толстая, как бревно, крутогрудая пенсионерка Мария Ивановна Пройдисвет. Она являла собой скифское чудо: большая, сильная бабища, вроде каменной бабы с кургана.

За ней потянулась молодая семья Чекмаревых. Володя с пронзительным пробором чем-то напоминал огнедышащую печку, розовощекий, в народе про таких говорят: кровь с молоком. И совсем противоположность ему жена Настя, как отражение от огарка свечки, бледная, угасающая, сухая, как палка, кажись, дотронешься пальцем — проткнешь насквозь. Действительно, чахлая — десятая вода на киселе.

Когда гости расселись, переминаясь с ноги на ногу, робко заговорил Володя Чекмарев:

— Я друг Сергея. Школярничали, юность отчекрыжили вдвоем. В беде, в мальчишьих потасовках на него я мог всегда положиться. Девчат-трусих, пугающихся собственной тени, от защищал от нахалов-пацанов… Симулянтов не терпел… Призирал ябед и предателей… Уличными ватагами верховодил… Клевый был парень!.. Судьба нас разлучила. Он призвался в армию, я пробился в академию художеств. Так-то… Из вас никто не знает: перед уходом в Афган он попросил его нарисовать. И я долго писал Сережин портрет. Похож или нет — не мне судить…

Чекмарев вышел из-за стола и исчез за голубой портьерой.

Необычный выпад Чекмарева молниеносно передался гостям. Все сидели словно кость проглотили. Ждали загадочного сюрприза.

Через минуту Володя вернулся, дверь зала не захлопнув — оставил открытой.

Перед гостями предстала огромная картина в багетной рамке. Разноцветные масляные краски оживили образ парня. С бравой осанкой, бровастый мальчишка пленительно глазел на собравшихся. Сергей облокотился на подоконник, в руке он держал гитару — неразлучную спутницу жизни.

В уголках его губ затаилась удивительная, добрая улыбка. Ни один человек так не улыбался! Казалось, вот он что-то скажет, поведет плечами, придет в движение, и его голос…

Он был настолько похож, и поэтому правдивый портрет обжог сердца родственников и знакомых. Они не договариваясь, дружно поднялись и помянули Сергея.

Ели тихо, одним почерком: выхлебывали бульон, кое-кто на пельмени наливал сметану и аппетитно чмокал.

Пусто было на душе. Хоть волком вой, всем горечь изливал свою Москаленко, но жить-то надо…

— Не успели мы призвать Сергея в ряды милиции, — огорченно пожалел Кирилл Курдюмов. — Он хотел пойти по стопам отца… Пусть земля ему будет пухом!..

— Размеры потери начинаешь понимать позже, — пробормотал в знак согласия с шефом Игорь и его огромный кадык занырял, как поплавок на длинной шее. Очевидно, выпивка у людей всегда служила утешением.

— Когда-нибудь минувшее поглотит нас, — напряженно выговорил майор Самохин. — Позади вымороченный век…

Игорь озадаченно кивнул ему.

Несколько мгновений они молча сидели, словно прислушиваясь к чему-то.

— Все под грешным небом возвращается на круги своя, — философски заметила соседка Настя. — Наша жизнь, как скорбные строки у Анны Ахматовой. Помните?

Мы не умеем прощаться, —

Все бродим плечо к плечу,

Уже начинает смеркаться,

Ты задумчив, а я молчу.

В церковь войдем, увидим

Отпевание, крестины, брак,

Не взглянув друг на друга, выйдем…

Отчего все у нас не так?

Или сядем на снег примятый

На кладбище, легко вздохнем,

И что палкой чертишь палаты,

Где мы будем всегда вдвоем.

Игорь перестал есть и посмотрел в окно, за которым сгущались сумерки. Темнота поползла, окутав все вокруг плотной завесой, как бы сплетенной из волос.

Иван Михайлович пошарил по стене и зажег свет.

— На войне, как на войне, — вздохнула Мария Ивановна. — Кто гибнет, а кто выживает…

— С ума сойти можно! — горячо вступила в разговор Наташа Жукова. — Это ведь школа жестокости для пацанов, кровавая бойня, а не справедливая война защиты Отечества… В нашу экономическую академию попали страшные документы. Право же, звериные замашки были у моджахедов. В один полк привезли мертвого офицера, попавшего в плен. Когда солдаты открыли полог брезента, в ужасе все отпрянули. Моджахеды залили голову офицеру расплавленным свинцом и раскатали его тело колесами грузовика. Что-то получилось похожее на огромный плоский черный блин. Не увидеть бы больше скверну никому и никогда!..

У Игоря от ужаса глаза полезли на лоб. Наташа еще не видела его таким. Он пододвинулся к Жуковой, схватил ее плечи и больно стиснул жилистыми руками.

— Рассказывай, Натуля! Я им, бляха-муха, покажу! — выкрикнул он. Игорь, натужно дыша, поцеловал жену куда-то в затылок.

— «Духи» творили чудеса, не подвластные человеческому разуму, — продолжала Наташа. — Они кромсали пленных на куски, потом загружали останки в мешки и навьючивали на ослика. Эти подлецы, понимаете, выводили его на дорогу, ведущую к советской части, давали пинка — и тот шел до самых ворот полка.