Чеченская пыль - [13]

«Стоять насмерть!» Подобных изречений видано-перевидано: «Спасибо за ночлег!», «Добро пожаловать в ад», «Аллах акбар!», «Русские, сдавайтесь!», «Хана вам, духи!». На стенах обугленных многоэтажек, дверях разграбленных квартир, бетонных заборах. Как пещерные люди, обе стороны вдоволь поупражнялись в «наскальной» росписи.

— Ну что, погнали? — выдыхает капитан.

И жмет на газ.

17

Ночью в пункте временной дислокации полка под навесом из рваного брезента тарахтит дизельная электростанция, питая жилые помещения начальства и пару прожекторов. Работать ей осталось немного, запас топлива почти исчерпан. Надеяться на своевременную доставку очередной партии ГСМ не приходится. По словам командиров, российская армия попала не только в неприглядное положение, но еще и в топливный кризис. Ко всему прочему в войсках начались проблемы с продовольствием. Говорят, скоро всему контингенту ПВД придется перейти на подножный корм. Жрать змей, например. Или заняться мародерством, думают про себя наиболее ушлые солдаты.

Павлик лежит не спине, заложив обе руки за голову и скрестив ноги.

Сон не идет. Опустив руку под нары, он достает оттуда консервную банку, доверху набитую бычками. Закуривает. Нет, надо сходить к Тайге.

Стараясь не нарваться на патруль, Павлик крадется по затихшей базе.

В свете прожекторов можно разглядеть обкошенную еще днем территорию.

Тут и там шныряют тени. Ночная жизнь, хоть и не бьет ключом, но все же есть. У палатки контрактников Павлик объясняется с дежурным, потом заходит и, осторожно толкая нужную лежанку, тихо зовет:

— Эй, Тайга.

Старый контрач переворачивается, открывает глаза и таращится на Павлика, который смущенно улыбается и просит:

— Расскажи о своей мечте.

— Что-что?

— О чем ты мечтаешь, могу я спросить?

— Что за допрос?! — вполголоса возмущается Тайга. — Тебе это очень нужно знать?

Павлик неопределенно пожимает плечами.

Контрактник приподнимается и садится, ставит босые ноги на земляной пол.

— Ладно, дай сигарету. И… что там тебе хотелось узнать?

Павлик повторяет вопрос, заинтересованно глядя на старшего товарища.

Прежде чем ответить, тот делает несколько затяжек и стряхивает пепел. Смотрит через плечо на спящих соседей. Павлик ждет.

— Я мечтаю поскорее снять военную форму и побриться настоящей острой бритвой. Свежего мяса бы еще поесть… А ты?

— Мне мать подлечить надо, совсем плохая она. Во сне уже снится.

— Говоришь, что снится, а писем не пишешь, — замечает Тайга.

— Специально не пишу, не хочу тревожить.

— Так ты еще больше ее тревожишь. Напиши лучше. Мол, жив-здоров, служу там-то, за меня не беспокойся.

— Да-да, — с готовностью подхватывает Павлик. — «За меня не беспокойся, меня трудно убить. Но на всякий случай цинковый гроб я себе уже приготовил». Так, что ли, писать?

Тайга докуривает, плюет на окурок и говорит без всякого выражения:

— Голову тебе нужно проверить. Бред какой-то несешь.

— Да пошутил я, — начинает объяснять Павлик. — Не понял, что ли?

— Тебя хрен поймешь.

Тайга укладывается обратно и демонстративно засыпает. Павлик морщится и возвращается к себе. За стенкой соседней палатки раздается характерный металлический шум. Какой-то ненормальный посреди ночи разбирает, чистит и смазывает автомат.

18

Полевые дороги, лесочки, набегающий ветер, неизбежная тряска, обидные жесты в спину от случайных встречных. Стрелять вдогонку никто не осмеливается: светло еще, так можно и свинцовой сдачей захлебнуться. Под смерч из КПВТ лучше не попадать: ни одно светило потом не соберет и не сошьет. Местных и вправду невозможно понять.

Одни помогают от всей души. Во время заварух прячут у себя раненых и отбившихся солдат, собственной жизнью рискуют. Другие — гадят, как только могут. Строгают кустарные версии РПГ, бомбы лепят из подручных материалов. И при каждом удобном случае пускают их в ход.

В общем, БТР рычит, военнослужащие ведут с брони наблюдение за местностью, — боевой выход как боевой выход. Только сейчас бойцы действуют в отрыве от основных сил. И их всего пятеро. Нет, их целых пятеро. Звучит пафосно, но бронетранспортер везет настоящих солдат, видевших войну изнутри. Они обожжены ее пламенем, проверены тяжелыми испытаниями, они умеют быть самоотверженными и отдавать долги. На войне всегда кто-то кому-то бывает обязан. Когда-то их тоже вытаскивали полуживых из-под огня, спасали от верной смерти. Поэтому они до сих пор живы и идут за своими. Нельзя оставлять людей в плену. Не по-человечески это.

— На стрельбах смотрят, кто хорошо стреляет, отмечают лучших, — старается перекричать шум бэтээра Никифоров. — Меня и отобрали для подготовки. Потом вместе с инструктором закинули в район боевых действий. Произвел три выстрела на поражение. Так и стал снайпером.

Ишь ты, серьезно все. Ильдар вспоминает одного знакомого, Павлика.

Так тому просто снайперскую винтовку всучили — и воюй, родной.

— Да-а, — тянет Ильдар. — Тяжело, наверное, в первый раз было?

— Это точно. Лежу весь в поту, духов рассматриваю в прицел. Кругом развалины, дым столбом. Инструктор рядом лежит и командует. А я выстрелить не могу, ну никак. Потом смотрю, три наших пацана бегут.