Чеченская конная дивизия. - [28]
Глубокой ночью полк был поднят по тревоге с приказанием штаба отыскать ушедший вперед отряд полковника Тополаева. В темноте, по слякоти, мы ощупью набрели на станцию Зачатьевскую, где и остановились. Обстановка стала постепенно проясняться. Усиленная разведывательная служба от полков стала понемногу нащупывать главные очаги сопротивления красных: на этот раз мы столкнулись с повстанческой армией батьки Махно.
Махновское движение, вспыхнувшее в тылу Добровольческой Армии в самый разгар ее победоносного наступления, причинило нашему главному командованию немало хлопот, образуя своего рода еще один внутренний фронт и отвлекая от главного фронта целые дивизии. Восстание охватило Харьковскую, Екатеринославскую и часть Полтавской губернии. Движение это всецело субсидировалось большевиками и имело целью, как и аналогичные движения Перцова и проч., разрушение нашего фронта и тыла и дискредитирование Белой борьбы[34]. Армия Махно трудно поддавалась учету; в ней находили убежище все дезертиры и уголовный элемент как белой, так и красной армии. Борьба с этим восстанием особенно затруднилась тем, что оно находило полное сочувствие среди местного населения, в достаточной мере распропагандированного «углублением революции», что сказалось в захвате чужой собственности, насилии и сжигании усадеб.
5 октября я получил приказание выступить с эскадроном в направлении деревни Розовка и сменить находившийся в сторожевом охранении один из эскадронов 2-го Чеченского конного полка. Было чудное осеннее утро, и я выступил не торопясь, имея весьма банальное и малоинтересное задание. Пройдя верст восемь, я встретил всадников 2-го Чеченского конного полка. Остановив эскадрон, я выехал вперед ознакомиться с обстановкой. Оказалось, что громадное село-местечко Розовка, раскинутое вдоль разрушенного махновцами полотна железной дороги, было занято красными; село расположено было на небольшой возвышенности и обнесено со стороны, обращенной к нам, невысоким земляным валом; таким образом, оно представляло собой прекрасную оборонительную позицию с хорошим обстрелом. В полуверсте справа была небольшая роща, левый же фланг села упирался в глубокую балку, охватываемую разобранным полотном железной дороги. По фронту села, скатом в нашу сторону, была полоса скошенного луга, шириною приблизительно в три четверти версты; дальше шло громадное разросшееся подсолнечное поле. Среди этих густых зарослей подсолнуха и помещались чеченцы 2-го полка, держа лошадей в поводу и растянувшись редкой цепью на одну-полторы версты. На мой вопрос, какие имеются сведения о противнике, командир 2-го эскадрона чистосердечно ответил, что ему ничего не известно, но что он советует держать себя скромно, так как красные, имея большое количество пулеметов, стреляют по отдельным всадникам, и что у него уже имеется несколько раненых. Село занимает командующее положение, и, находясь внизу, наблюдать за ним невозможно; таким образом его пребывание здесь сводится главным образом к наблюдению за дорогами, ведущими в Розовку. Целью его было — не раздражать врага, отсидеть возможно благополучнее остаток времени и, дождавшись смены, уйти обратно.
Проехав по всему участку и осмотрев все на местности, я сменил эскадрон 2-го полка, применив совершенно иную систему охранения. Я выставил одну главную заставу с офицером и четыре сильно выдвинутых вперед полевых караула, беря под обстрел все дороги и подступы, связав их с заставой подвижными пешими дозорами. Оставшихся людей я разместил укрыто шагах в трехстах позади, откуда высылал конное наблюдение далеко на фланги. Таким образом, имея половину людей эскадрона в кулаке, я мог наблюдать, но в случае необходимости мог оказать и сопротивление, перебросив свой резерв на нужный участок. Казалось, такое решение наиболее соответствовало обстановке.
Расположение сторон имело странный вид. Громадное село Розовка, занятое красными, имело все преимущества обороны, и противник чувствовал себя там как в крепости; мы же располагались внизу, по склонам, на открытой местности, и только местами укрывались за подсолнухами. Теоретически, своим присутствием, мы закрывали противника в селе, препятствуя ему распространиться в нашу сторону. Столь оригинальное и крайне для нас невыгодное положение было, конечно, временным, но продолжалось оно уже вторые сутки и объяснялось исключительно желанием выиграть время и прикрыть накапливание более значительных сил. В течение дня я неоднократно обходил охранение; служба чеченцами неслась прекрасно, и вид у них был бодрый и уверенный в себе. Красные изредка постреливали, не причиняя нам вреда.
Часов около пяти вечера ко мне прибыл ординарец из штаба полка. Приказание гласило приблизительно так: «На основании распоряжений начальника дивизии командир полка приказывает: с наступлением темноты эскадрону сняться и идти на присоединение к полку на станцию Зачатьевскую, оставив на ночь у виадука железной дороги одну офицерскую заставу для наблюдения. Остаток времени до темноты командир полка приказывает использовать, ведя энергичную разведку позиций противника, создавая у него впечатление о переходе нашем в наступление». Одновременно для сведения мне сообщалось, что сегодня около 2-х часов дня крупный казачий отряд перешел в наступление с целью охвата тыла и фланга всей группы красных.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.
Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.