Чечения - битва за свободу - [37]

С первого же дня низложения Верховного Совета ЧИР народом, в результате нейтрализации высшей исполнительной власти, в республике сложилась ситуация, близкая к безвластию. Исполком ОКЧН всенародно объявил, что не собирается брать власть без всеобщих народных выборов, но берёт на себя функции контроля за действием исполнительной власти. Но исполнительная власть оказалась настолько слабохарактерной или, скорее всего, хитрохарактерной, что пустила ситуацию на самотёк и все силы направила на заметание следов своих махинаций, совершённых под чутким руководством бывшего ВС и ОК КПСС ЧИР. При этом постоянно делались ссылки на невозможность в сложившейся ситуации выполнять свои обязанности по управлению народным хозяйством.

Между тем, дело заключалось в незаинтересованности должностных лиц, а политическая ситуация служила лишь очень удобным поводом для оправдания перед любой властью, которая придёт на смену старой: если пророссийская — и перед ней, если чеченская — и перед ней, даже если инопланетянская — и перед ней. Истина, что в смутные времена легко действовать жулью, подтвердилась — причём жулью управленческому.

Но была и беда другого характера. Вернее, социальное бедствие. С первых же дней междувластия, сложившегося после 24 августа 1991 года, начал проявляться синдром «комиссарства». Штаб Исполкома ОКЧН буквально стал ломиться от желающих взять под свой «революционный» контроль всё и вся. Чего только не предлагалось поручить добровольному и бескорыстному оку того или иного энтузиаста, который сам выбирал и объект контроля, и форму мандата от ИК ОКЧН, и круг своих полномочий. Конечно, были среди них и действительно честные, беззаветно преданные делу национально-освободительного движения люди, готовые стать на страже всего, что должно стать достоянием нового государства, сохранить до грамма народное добро. Но таких было слишком мало. Большинство, к сожалению, просто рвались к доходным местам: на склады, магазины, базы и так далее. Другая категория «комиссаров» рвалась на места своей прежней работы, как они выражались, чтобы установить социальную справедливость в отношениях начальника или иного руководства с коллективом. Были и такие авантюристы, которые высматривали объекты для шантажа и выдаивали из них деньги или другую «компенсацию» за то, что «грозное око» чеченского исполкома не метнуло в него молнию; и такие, кто просто мстили своему начальнику за обиду, пусть даже справедливо нанесённую. Было всё, и самое удивительное, в большинстве случаев это у них проходило: их боялись руководящие работники, их поддерживали коллективы, несмотря на то, что они просто были пройдохами. Руководители боялись потому, что имели грехи, за которые они ранее расплачивались с различными контролирующими ведомствами. Новоявленные тоже воспринимались в том же качестве. А простые смертные надеялись с их помощью добиться хотя бы минимальной справедливости за бесправие, чинимое с ними не только государством, но и конкретным руководителем годами и десятилетиями. Словом, существовал антагонизм и им искусно пользовались авантюристы, которых наплодило бездействие органов обеспечения законности. Эти органы оказались заложниками комплекса вины за соучастие своих руководителей в ГКЧП, их политической и гражданской трусости.

Но некоторый успех авантюристов и хапуг, пользующихся ситуацией, отчасти объясняется и тем, что отдельным руководителям даже самого высокого ранга было просто выгодно оказаться «жертвами» «комиссарствующих» пройдох и, делая вид, что они вынужденно подчиняются, заставляли их учинить хаос, который позволял замести старые следы, «очиститься» от грехов, даже присвоить ещё что-то. Так чаще всего и случалось. И эти же руководители больше всех кричали о большевистских методах демократов, хотя прекрасно знали, что «комиссары» не имели ничего общего с характером действий и целями ни ВДП, ни ОКЧН.

Эпидемия «комиссарства» и для нас самих была настолько ужасающей, что мы оказались просто бессильными сразу её обуздать, несмотря на то, что довольно быстро распознали её признаки и приняли некоторые меры. В начале была сделана попытка поставить действия любого подобного «энтузиаста» в зависимость от ИК ОКЧН. Но это только расплодило людей с мандатами. Помимо исполкомовских, появились мандаты самых различных организаций, в том числе и новорождённых. Думается, что некоторые создавались специально для компрометации движения. Опасность института добровольных «комиссаров» прежде всех усмотрел Джохар Дудаев, который категорически запретил выдавать какие-либо мандаты и удостоверения от имени руководства ИК ОКЧН без личной его подписи. Это позволило немного сбить волну этой социальной эпидемии. Но мандаты и удостоверения и после этого подписывались людьми из ИК ОКЧН, проходимцы всё сильнее присасывались к народному делу, как пиявки, и попили немало крови. Предложения на добровольное «комиссарство» поступали от самых неожиданных лиц из столь же неожиданных мест.

Были и такие, кто отождествлял события в Чечении с событиями времён гражданской войны и последующих лет. Они имели самое примитивное представление о механизме социальной справедливости, государственности, законе и морали — и таких оказалось в нашем обществе очень много. Иногда целый день я только тем и занимался, что принимал просящих хоть какой-то мандат для выполнения любой контрольной функции на любом месте или в селе, районе. Приходилось разъяснять им невозможность этого и незаконность таких документов, уговаривать, даже угрожать некоторым, нагло требующим, выпрашивающим, выуживающим «бумажку с печатью исполкома». Были и случаи использования вместо «мандатов» членских партийных билетов. И для пресечения этой вакханалии нам пришлось выступить по телевидению и радио с популярным разъяснением, что такое «властные структуры и функции политических партий». Некоторые билеты просто отбирали. Но эпидемия «комиссарства» была настолько сильна, что полностью её изжить не удалось и после избрания Президента и Парламента ЧР…