Чечения - битва за свободу - [14]
До упомянутого случая Умхаев заходил к нам раза два по вопросам «отпечатать, перепечатать» бумаги оргкомитета. На сей раз разговор шёл о написании письма-приглашения Абдурахману Авторханову в Мюнхен. Мне он и предложил его напечатать, что я и сделал, притом на чеченском языке. Хотя Умхаева не совсем устроил мой радикальный тон в отношении российско-коммунистической империи, письмо было отправлено адресату за подписью председателя оргкомитета. До съезда оставалось около месяца. Я напомнил ему, что готовлю политический доклад, абсолютно уверенный в том, что этот вопрос не вызовет никаких разногласий, ибо в республике не было другой политической партии, способной на должном политическом уровне проанализировать сложившуюся ситуацию и предложить программу борьбы за независимость. Но разногласия выявились сразу же. Не словами даже, а реакцией. Не решившись открыто отказать мне в праве на такой доклад, Умхаев для манёвра (по согласованию с кем нужно) заявил, что мой доклад тоже необходимо будет представить на заслушивание оргкомитету, без которого ни одно выступление на съезде допущено не должно быть. Попытка мягко возразить неприкрытому игнорированию элементарных принципов и норм демократии в организации работы столь масштабного форума не имела воздействия, хотя я и заявлял, что такой подход недопустим и будет иметь самую отрицательную реакцию со стороны общественности. Но председатель был непреклонен и категоричен: «Мы не можем рисковать, и всякая непроверенная мысль на съезде должна быть исключена, ибо может иметь самые негативные последствия».
Здесь я впервые мысленно признал закономерность подозрений своих товарищей, принимающих непосредственное участие в работе оргкомитета, и, прежде всего, Мусы Темишева, что готовится прозавгаевский съезд. Мой последний аргумент звучал примерно так: если мы, организаторы съезда, не способны в живой дискуссии, в борьбе доказать правоту своих взглядов и программ по любому вопросу на любом форуме, то нам нечего заниматься политикой вообще. Должно быть разрешено высказывать любое, противное нашему видению, мнение для доказательного опровержения. Только таким подходом возможно убедить людей в нашей правоте. Но и после, когда я сказал, что, устраивая цензуру, мы переплёвываем даже коммунистов, каждый из нас остался при своём мнении.
Более того, как показали последующие события, данный спор только ещё больше насторожил лагерь так называемых «умеренных» против ВДП: я, оказалось, агитировал коммунистов за антикоммунизм, что, как убедительно доказывает история, не может дать каких-либо результатов. Но такой исход спора был не в мою пользу, ибо его мнение, как председателя оргкомитета и ставленника официальных властей, было определяющим. Через цензуру оргкомитета мой доклад, я знал, не пролез бы, так как там доминировали они. Пришлось пойти на хитрость.
Впоследствии, когда мне предложили представить на прослушивание своё выступление (так они определили для меня: не доклад, а выступление, при этом не на внутриполитическую тему, а на общекавказскую проблему), я сообщил им, что оно будет базироваться на моей статье, напечатанной в альманахе «Орга». Это их успокоило, хотя и не до конца. А остальное зависело от меня, как я сумею выложиться. По времени активистам ВДП в оргкомитете съезда еле удалось выбить для меня 20 минут. Всё это удалось лишь на том основании, что я являлся тогда заместителем председателя Координационного совета Ассамблеи горских народов Кавказа от Чечении.
Положение представителей ВДП в оргкомитете осложнилось ещё и тем, что несколько наших однопартийцев, по сути, оказались перевербованными «умхаевцами» за разного рода посулы, исходящие от ВС ЧИАССР, или смалодушничали, видя мощную поддержку «центристов» со стороны власти. В той или иной мере на наших позициях не удержались Салеховы и Сосламбеков, а также Зубайраев, не являвшийся официальным членом ВДП, но проведённый в оргкомитет негласно от нас. Обнаружилось это лишь в завершающий день съезда. Политический доклад съезду Умхаев оставил за собой. Ничего политического от его стряпни мы не ожидали. Было ясно: политического доклада не будет, если, конечно, «центристы» сумеют удержать свою линию. Но мы, ВДП, решили сделать именно политические доклады и были уверены в поддержке нашей линии делегатами. Моё выступление было оттеснено на конец второго дня съезда. Но я один знал, каким оно будет как по содержанию, так и по времени. Была уверенность, что удастся «прорваться» сквозь «умхаевские заслоны». Окончательно в этом убедил меня Салавди Яхъяев, прочитавший отпечатанный текст. Это было за день до съезда: две попытки активистов ВДП в оргкомитете включить Яндарбиева в данный состав провалились с треском. Правда, была и третья, неофициальная попытка делегатов съезда, уже не просто включить председателя ВДП в состав рабочего президиума, а сделать его единственным ведущим съезда. Об этом меня поставил в известность председатель комиссии ВДП по делам религии Хусаинов Абдулманан (Манзар) так же за день до начала форума. Планировалось это делать, по его словам, буквально перед началом работы ультиматумом от группы делегатов-старейшин. И лишь клятвенными просьбами удалось их отговорить от этой затеи, как бесперспективной, так и авантюрной. Абдуманану я так и сказал, что это может поставить под угрозу срыва сам форум, что недопустимо, а своё право на лидерство мы докажем на съезде. Проигрывая в руководстве съездом, мы основной акцент перенесли в делегатскую среду. Кстати, председатель ВДП был избран на общенациональный форум от трёх избирательских округов: Гудермеса, Аргуна и Старых Атагов. Это говорит об авторитете Вайнахской демократической партии и её потенциальных возможностях в тот сложный политический момент.
В декабре 1971 года не стало Александра Трифоновича Твардовского. Вскоре после смерти друга Виктор Платонович Некрасов написал о нем воспоминания.
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.