Че Гевара, который хотел перемен - [10]

Тем временем дела в семье шли не лучшим образом. В мае 1932 года родился Роберто, а в январе 1934 – Анна-Мария. Груз материальной ответственности, тяготевший над Эрнесто-старшим, все увеличивался, а надежного источника доходов он так и не приобрел. Мечты о плантации пришлось похоронить вместе с резким обвалом рыночных цен на мате; прибыль с поместий Селии упала в разы по той же причине. Вдобавок Геваре Линчу никак не удавалось найти в Альта-Грасии работу, а вернуться в Буэнос-Айрес он не мог из-за болезни сына. Несмотря на это, семья продолжала жить на широкую ногу, нанимать слуг и разъезжать по различным курортам. Растущее от чувства безысходности раздражение дон Гевара вымещал на супруге, и конфликты между ними становились все более частыми.

Отцом, надо сказать, он тоже был неважным. Порой он, конечно, мог поиграть с детьми (что они всегда встречали с бурным восторгом) или просидеть всю ночь у постели Тете, однако по большей части Гевара Линч оставался безучастным и равнодушным к потребностям своих отпрысков и семьи. Постоянное нахождение рядом с больным сыном и ухаживающими за ним родственниками неимоверно его раздражало и вгоняло в депрессию. Львиную долю свободного времени он проводил в отеле «Сьерра», а изредка подряжаясь на строительство домов в округе Альта-Грасии, и вовсе мог неделями не появляться дома. Таким образом, ответственность за организацию быта и воспитание детей практически полностью лежала на плечах Селии.

Поскольку из-за болезни Эрнестито не мог посещать школу, мать взялась за его обучение сама. Читать и писать он научился, сидя на ее коленях. Именно в этот период между ними возникла необычайно сильная эмоциональная связь – отразившаяся на всей их дальнейшей жизни, – в основе которой переплелись почти маниакальная опека, грызущее чувство вины и безграничное обожание.

Уже в детстве Тете проявлял настойчивость и упрямство, благодаря которым прославился позднее. Правда, делал он это довольно странным, граничащим с безумием способом. Его отец вспоминал, что, по совету врачей, у них под рукой всегда был большой баллон с кислородом, чтобы мальчик мог сделать вдох во время приступа. Но, по его словам, Эрнестито не желал становиться зависимым от этой процедуры. Он старался терпеть приступ как можно дольше, и лишь когда начинал совсем задыхаться, а лицо его делалось лиловым, он корчился и показывал пальцем на рот. Кислород же моментально приносил ему облегчение. Из этого эпизода видно, что уже тогда Эрнесто предпочитал не искать легких путей, а терпеть до последнего, подвергая опасности собственную жизнь (а заодно и сводя с ума родных и близких), прежде чем окончательно сдаться.

Эрнестито, вынужденный проводить в постели иногда по нескольку дней кряду, не мог не пристраститься к чтению. Выучившись как следует читать, он начал глотать все подряд – от Стивенсона до Гарсии Лорки и от Сервантеса до Пабло Неруды. Впоследствии эта привычка сослужила ему плохую службу – но к этому мы еще вернемся.

Когда здоровье позволяло, Тете бросался в другую крайность. Футбол, настольный теннис, гольф, верховая езда, купание в горных ручьях и длительные прогулки по окрестным холмам – он словно пытался наверстать упущенное. Селия, будучи сама довольно рисковой натурой и движимая страстным желанием растить сына так, словно он ничем не отличался от других детей, поощряла его активные увлечения. Это было еще одним камнем преткновения между ней и мужем: дон Гевара Линч был уверен, что подобные энергичные занятия только вредят сыну, и упрекал Селию в безответственности.

Эти прямо противоположные взгляды на воспитание ребенка были очередным свидетельством растущего напряжения между Селией и Эрнесто. Оба родителя отличались взрывным характером и необузданным латиноамериканским темпераментом, и их бурные ссоры вскоре стали притчей во языцех среди соседей. Поводом для очередной стычки могла служить и нехватка денег, и – что случалось все чаще – неприкрытые заигрывания Гевары Линча с другими женщинами.

Когда Эрнестито исполнилось девять, администрация школы потребовала, чтобы ребенок начал наконец посещать занятия. Селия отпустила его неохотно, зная, что из-за астмы он все равно не сможет ходить на уроки регулярно. Школьные учителя позже вспоминали, что Тете был «непослушным, озорным ребенком, который не блистал на уроках, однако на игровой площадке проявлял лидерские качества».

Эрнестито любил прихвастнуть и порисоваться перед сверстниками, и никогда не упускал случая выкинуть какую-нибудь штуку: выпить на спор бутылочку чернил, подбросить петарду в соседний класс или попросту сжевать кусок мела, отвечая у доски. Однажды, предвидя неминуемое возмездие после очередной безумной выходки, Тете заранее засунул в брюки угольный брикет, так что учительница, доведенная до отчаяния и вынужденная прибегнуть к телесному наказанию, едва не сломала руку. Он был заводилой в банде таких же, как он, сорвиголов, и их игры частенько превращались в локальные стихийные бедствия: например, играя на заднем дворе дома Гевара, они несколько раз умудрились устроить небольшой пожар. Отец часто грозил Эрнестито переводом в католическую школу, где священники строже следили за дисциплиной и где наказания были более ощутимыми, но угрозу так не исполнил.