Че Гевара - [100]

Ничего, по сути, не переменилось, разве что я стал немного умнее, мой марксизм пророс и очистился. Я верую в вооруженную борьбу как единственный выход для народов, борющихся за освобождение, и в своих воззрениях я последователен до конца. Многие назовут меня авантюристом, да я и есть авантюрист, но только из тех, кто сам рискует своей шкурой, чтобы доказать свою правоту.

Может быть, я пытаюсь доказать ее в последний раз. Я не ищу конца, но он логически возможен. Если это так, то я в последний раз обнимаю вас.

Я очень вас любил, только не умел выразить свою нежность. Я суров в своих поступках и думаю, вы не всегда меня понимали. Да, понять меня было нелегко, поверьте мне хоть сегодня.

Теперь воля, которую я в себе так любовно отшлифовал, будет передвигать мои слабые ноги и усталые легкие. Я заставлю их работать.

Вспоминайте иногда скромного кондотьера XX века. Поцелуйте Селию, Роберто, Хуана Мартина, Пототина, Беатрис, всех. Крепко обнимаю вас, ваш блудный и неисправимый сын.

Эрнесто».

Фиделю — письмо, которое последний огласит 3 октября 1965 года, в день, когда будет учрежден Центральный комитет партии:

«Фидель!

В этот момент я вспоминаю о многом, о том, как я познакомился с тобой в доме Марии Антонии, как ты мне предложил поехать с тобой, о всей напряженности подготовки. Однажды нас спросили, кому нужно сообщить в случае смерти, и нас поразила действительно реальная возможность такого исхода. Потом мы узнали, что это на самом деле так, что в революции (если она настоящая революция) или побеждают, или погибают. Многие пали на пути к победе.

Сегодня все это имеет менее драматическую окраску, потому что мы более зрелые, но все повторяется. Я чувствую, что выполнил часть долга, который связывал меня с кубинской Революцией на ее территории, и прощаюсь с тобой, с товарищами, с твоим народом, который уже стал моим.

Я официально отказываюсь от своих обязанностей в руководстве Партии, от своего поста министра, от звания команданте, от моего кубинского гражданства. Официально меня ничто больше не связывает с Кубой, кроме лишь связей другого рода, которые не могут быть уничтожены как официальные бумаги.

Подводя итог своей жизни, я считаю, что работал достаточно честно и преданно, чтобы укрепить победу Революции. Моя единственная серьезная ошибка заключается в том, что я не верил в тебя больше с самых первых дней в Сьерра-Маэстре, что я недостаточно быстро оценил твои качества вождя и революционера.

Я прожил замечательные дни, и рядом с тобой я ощущал гордость от того, что принадлежал к нашему народу в самые яркие и трудные дни карибского кризиса. Редко государственный деятель смог заблистать так ярко, как в эти дни, и я горжусь также тем, что последовал за тобой без колебаний, что мыслил так же, как ты, так же видел и так же оценивал опасности и великие принципы.

Моя скромная помощь требуется в других странах мира. Я могу сделать то, в чем тебе отказано, оттого, что ты несешь ответственность, будучи во главе Кубы, и пришел час нам расстаться.

Знай, что я делаю это со смешанной радостью и горем: я оставляю здесь самые чистые мои надежды созидателя и самых дорогих среди тех, которых я любил… и я оставляю народ, который принял меня как сына, это будет составлять часть моей души. На новые поля сражений я унесу веру, которую ты в меня вдохнул, революционный дух моего народа, чувство, что я выполняю самый священный свой долг: бороться против империализма везде, где он существует. Это укрепляет мою решимость и сторицей излечивает всякую боль.

Я повторяю, что снимаю с Кубы всякую ответственность, за исключением ответственности, связанной с ее примером, и если последний час застанет меня под другим небом, моя последняя мысль будет об этом народе, и в особенности о тебе; я признателен тебе за твои уроки и твой пример, и я постараюсь остаться верным им до конца, я всегда отождествлял себя с внешней политикой нашей Революции и продолжаю это делать; и повсюду, где я буду находиться, я буду чувствовать в себе ответственность быть кубинским революционером; и буду действовать как таковой; и я не оставляю своим детям и своей жене никакого имущества и не сожалею об этом: я рад, что это так; и я ничего не прошу для них, потому что Государство даст им достаточно, чтобы жить и получить образование.

Мне много есть что сказать тебе и нашему народу, но я чувствую, что слова не нужны, они не могут выразить то, что я хотел бы, и не стоит зря переводить бумагу.

Да здравствует победа! Родина или смерть!

Обнимаю тебя со всем революционным пылом.

Че.»

Детям:

«Дорогие Ильдита, Алейдита, Селия и Эрнесто!

Если когда-нибудь вы прочтете это письмо, значит меня не будет среди вас.

Вы мало что вспомните обо мне, а малыши не вспомнят ничего.

Ваш отец был человеком, который действовал согласно своим взглядам и, несомненно, был верен своим убеждениям.

Растите хорошими революционерами.

Учитесь много, чтобы овладеть техникой, которая позволяет овладевать природой. Помните, что самое главное — это Революция, и что каждый из нас, взятый в отдельности, ничего не значит.

Особенно будьте способны самым глубоким образом почувствовать любую несправедливость, совершаемую где бы то ни было в мире. Это самое прекрасное качество революционера.