Чайная - [3]

Шрифт
Интервал

Кан. Зачем ему деревенская девчонка!

Лю. А ей что от этого, хуже будет?

Кан. Кому же все-таки вы ее отдадите?

Лю. Пан Тайцзяню! Слыхал о таком? Самой императрице прислуживает. А до чего богат! Уксус и тот в агатовом флаконе держит!

Кан. Господин Лю, как же я в глаза дочери смотреть буду? Совесть замучает, что отдал дочь в жены такому жестокому человеку.

Лю. Раз продаешь, все равно совесть замучает. Не важно кому. Главное, что дочь будет как сыр в масле кататься, в шелках ходить. Разве это не счастье? Ну ладно, говори прямо, согласен?

Кан. Да где ж это видано? Чтобы такой богач и за десять ляпов?

Лю. Да во всей вашей деревне десяти лянов днем с огнем не сыщешь! Ты что, не знаешь, что в деревнях ребят на пять фунтов муки меняют?

Кан. Охо-хо! Пойду-ка поговорю с дочкой!

Лю. Слушай, другого такого случая не будет! Прозеваешь – пеняй на себя! И не мешкай.

Кан. Да-да! Я мигом.

Лю. Я подожду тебя!

Кан. Охо-хо! (Медленно уходит.)

Лю (подходит к Чан Сые и Сун Эръе). До чего же трудно с этой деревенщиной. Никакой радости!

Сун. Дельце, видно, выгодное?

Лю. Не так чтобы очень! Разумеется, кое-что и мне перепадет.

Чая. А в деревне до чего дошли! Детей продают!

Лю. Кто знает, что лучше! Может, пришлось подыхать бы, как бездомной собаке на пекинской улице!

Чан. И все же, господин Лю, не доброе это дело, жестокое!

Лю. Ну нет! Они еще благодарить меня должны, что нашел им покупателя! (Спешит сменить тему разговора.) Сун Эръе, взгляните-ка! (Достает и показывает часы.)

Сун (берет часы). Хороши!

Лю. Вы только послушайте, как идут.

Сун (слушает). Сколько же они стоят?

Лю. Нравятся? Уступлю! Не торгуясь – за пять лянов! Носите, а разонравятся, вернете за те же деньги. Вещь стоящая – фамильная ценность.

Чан. До чего же это противно! Сколько можно навешать на себя всякого заморского барахла! Вы только взгляните на себя, Лю: трубка – заморская, часы – тоже, халат из заморской материи, штаны и те…

Лю. А что? Заграничные вещи и в самом деле хороши! А в нашем, китайском, только деревенщина ходит. Оденься я во все китайское, на меня никто и не глядел бы!

Чан. А по-моему, наши шелка и атласы куда лучше!

Лю (к Сун Эръе). Так берете или не берете? Люди на вас иначе смотреть станут, если вы будете при таких часах. Времена теперь другие. Верно я говорю?

Сун (часы ему нравятся, но кажутся чересчур дорогими). Да я бы…

Лю. Берите, а деньги отдадите потом.

Появляется Хуан Панцзы.

Хуан (плохо видит, не различает посетителей, входит, обращается ко всем). Эй, братцы! Это я, Хуан Панцзы, здороваюсь с вами! Мы – свои люди, ссориться не будем!

Ван. Твои приятели во дворе!

Xуан. О! Я и не разглядел! Хозяин, дай-ка мне чашку лапши с мясом. Раз я здесь – драки не будет!

Д э (входит). А они уже помирились. Давай к нам! (Уходит.)

Слуги то и дело проносят чай во двор. Входит старик с зубочистками, расческами, уховертками и прочей мелочью. Медленно, с низко опущенной головой проходит мимо посетителей – никто ничего не покупает. Он направляется во двор. Ли Сань его останавливает.

Ли (тихо). Шел бы ты отсюда, отец. Там люди мирятся, им не до тебя. Покупателей не найдешь. (Дает ему чашку чаю.)

Сун (тихо). Из-за чего они схватились, Ли Сань?

Ли (тоже тихо). Как будто бы из-за голубя. К кому-то залетел чужой голубь, а тот не хотел возвращать… вот и пошло. Э, лучше не вмешиваться. (Обращается к старику.) Сколько вам лет, почтенный?

Старик (возвращая пустую чашку). Спасибо за чай. Восемьдесят два стукнуло. И никому я не нужен. Время сейчас такое, что о человеке меньше заботятся, чем о голубе. Э, да что говорить! (Медленно уходит.)

Входит Цинь Чжунъи, одет по последней моде, самодовольный.

Ван. А, господин Цинь, выбрали наконец-то время к нам заглянуть. Что же вы один?

Цинь. Пришел посмотреть, как молодой хозяин ведет дела.

Ван. Учимся, господин Цинь, учимся! Иначе нельзя. Отца рано лишился. Хорошо еще, что клиенты – друзья покойного. Если и допущу промашку, делают вид, будто не замечают. В нашем деле ладить надо с людьми. Отец, бывало, поприветствует посетителей, поговорит с ними, старается снискать их доброе расположение. Вот и я так. Потому и обходится без особых неприятностей. Присаживайтесь! Чайку заварить?

Цинь. Спасибо, не надо! Недосуг мне рассиживаться.

Ван. Останьтесь, пожалуйста. Окажите честь!

Цинь. Так и быть! (Садится.) Ты только не очень меня обхаживай.

Ван. Ли Сань, завари-ка самого лучшего чая! Как поживают ваши родные, господин Цинь? Как дела? Все ли в порядке?

Цинь. Да не так уж чтоб очень.

Ван. Неужели? Такая большая торговля! Не то что моя!

Тан (приблизившись). У господина лицо предвещает счастье, высокий лоб, округлый подбородок. Хотя он и не министр, но его ждет такая же удача, как Таочжу [3]!

Цинь. Не приставай! Иди себе с миром!

Ван. Выпил чаю, уважаемый, ну и ступай себе на улицу. (Подталкивает Тан Тецзуя к двери.)

Тан. Ладно, ладно! (Уходит, опустив голову.)

Цинь. Послушай, Ван! А не повысить ли мне немного арендную плату? Ведь того, что платил твой отец, теперь и на чай не хватит!

Ван. Это так, господин Цинь! Только зачем же себя утруждать. Пришлите управляющего, мы с ним договоримся. Если надо, буду больше платить. Я не против. Нет, не против!


Еще от автора Лао Шэ
Избранное

Лао Шэ — один из крупнейших китайских прозаиков XX века, автор многочисленных романов, рассказов и пьес, вошедших в золотой фонд современной китайской литературы.В сборник включен роман «Рикша», наполненный глубоким гуманистическим содержанием, сатирический роман «Записки о Кошачьем городе», фрагменты незаконченного романа «Под пурпурными стягами» — о Пекине времен маньчжурских богдыханов, избранные рассказы, отрывки из биографических записок «Старый вол, разбитая повозка».Сборник выходит к 15-летию со дня трагической гибели писателя от рук хунвэйбинов во время так называемой «культурной революции» в КНР.


Записки о Кошачьем городе

Межпланетный корабль прилетает с Земли на Марс и оказывается в удивительном государстве, где живут люди-кошки… Так начинается роман знаменитого китайского писателя Лао Шэ «Записки о Кошачьем городе». В этом произведении, близком по духу «Истории одного города» Салтыкова-Щедрина или «Острову пингвинов» А. Франса, автор остроумно изобразил государственные учреждения, армию, систему хозяйства и образования, схоластическую науку, официальное искусство, основанные на порядках, хотя губительных для страны, но, к сожалению, весьма живучих.


Рикша

Незамысловатая и печальная история жизни пекинского рикши Сянцзы по прозвищу Верблюд воспроизведена в романе с таким богатством жизненных обстоятельств и подробностей, с таким проникновением в психологию персонажей, на которые способен лишь по-настоящему большой писатель, помимо острого глаза и уверенного пера имеющий душу, готовую понимать и сострадать.В романе раскрылся специфический дар Лао Шэ как певца и портретиста своего родного города. Со страниц «Рикши» встает со всеми его красками, звуками и запахами древний, во многом уже исчезнувший и все-таки вечный Пекин, его переулки и дворы, его обитатели всех профессий и сословий с их неповторимым говором, с их укладом и вкусами.


Разящее копье

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Серп луны

…И опять я увидела серп луны – золотистый и холодный. Сколько раз я видела его таким, как сейчас, сколько раз… И всегда он вызывает во мне самые разные чувства, самые разные образы. Когда я смотрю на него, мне кажется, что он висит над лазоревыми облаками. И постоянно будит воспоминания – так от дуновения вечернего ветерка приоткрываются бутоны засыпающих цветов.


Благодетельница

В сборник «Дождь» включены наиболее известные произведения прогрессивных китайских писателей 20 – 30-х годов ХХ века, когда в стране происходил бурный процесс становления новой литературы.