Чайковский - [18]

Музыка романса «Кто идет…» не сохранилась, как не сохранился и оригинал четвертого вокального сочинения первоначального периода творчества Чайковского — романса «Полночь», созданного на итальянский текст неизвестного автора. Но можно с уверенностью сказать, что и на этот раз художественного произведения не получилось.

Если романс «Мой гений, мой ангел, мой друг» был написан юным Чайковским года за полтора-два до окончания Училища правоведения, то остальные три произведения он задумывал и записывал, вероятно, уже в год выпуска. Когда кончились девять лет учения, творческий багаж девятнадцатилетнего выпускника состоял из двух десятков небольших стихотворений и нескольких музыкальных сочинений, являя собой обычное баловство недавнего студента, милые пробы пера, которыми нередко грешили дворянские дети в стенах закрытых учебных заведений.

В мае 1859 года Петр Ильич Чайковский покинул стены Училища правоведения в чине титулярного советника.

Усвоенные им разнообразные знания, безусловно, расширили кругозор молодого юриста, дали ему общее гуманитарное образование. В области искусства он остался страстным почитателем театра и, пожалуй, типичным музыкантом-любителем, каких в те времена было немало, для которых игра на фортепиано из модных альбомов и собственные импровизации на вечерах и в салонах были пока только приятным развлечением.

Однако, окончив Училище правоведения, Чайковский не расстался со своей мечтой. Вероятно, он не раз задумывался и размышлял о своей дальнейшей жизни, о занятиях музыкой. Очевидно, он еще неясно представлял себе все трудности, с которыми встретится на пути к своей мечте, тем более что после ухода из жизни матери рядом с ним не оказалось человека, который мог бы всерьез помочь разобраться в его желаниях и в нем самом. Отец по складу своего характера больше сопереживал, чем направлял сына на его жизненном поприще. Некоторая традиционность мышления мешала ему до конца понять стремления сына. Что же касается друзей, то они сами были по молодости лет в большинстве своем мечтателями. Этот сложный вопрос Чайковскому в дальнейшем пришлось решать самому.

Получив аттестат об окончании Училища правоведения, Чайковский в 1859 году был командирован «для занятий в первое (распорядительное) отделение Министерства юстиции» и назначен младшим помощником столоначальника департамента.

Глава V МИНИСТЕРСТВО ЮСТИЦИИ ТЯГА К МУЗЫКЕ И ТЕАТРУ

Департамент Министерства юстиции, в котором начал службу Петр Ильич, размещался в двух находящихся рядом зданиях. Одно из них, старинный, в стиле барокко особняк елизаветинского вельможи И. И. Шувалова, построенный архитектором С. И. Чевакинским еще в середине XVIII века, выходило фасадом на Итальянскую улицу (ныне улица Ракова, 25). Здесь у подъезда с литым чугунным навесом, органично вписывающимся в трехгранный выступ центрального ризалита, украшенного сдвоенными колоннами, часто останавливалась карета М. В. Ломоносова. Великий русский ученый вел долгие беседы с хозяином особняка — в то время официальным покровителем просвещения в России, первым куратором Московского университета и президентом Академии художеств.

К правой стороне бывшего шуваловского дома примыкало большое и несколько тяжеловесное трехэтажное здание с фасадом на Малую Садовую улицу. Сюда в декабре 1859 года и пришел первый раз на службу будущий композитор, назначенный на должность младшего помощника столоначальника…

Переступив порог этого дома, он не испытал, разумеется, большой радости. Скорее, наоборот… За массивными двойными дверями оказался полутемный вестибюль с четырьмя толстыми квадратными колоннами, подпирающими тяжелые арочные своды. Прямо за колоннами начиналась мраморная лестница. Первый ее широкий пролет словно бы обещал каждому пришедшему простор деятельности и успех во всех начинаниях. Ступени заканчивались небольшой площадкой, от которой налево и направо шли две уже более узкие лестницы с чугунными перилами, — казалось, они символизировали собой и два совершенно разных жизненных пути. Один — верноподданного служения, где необходимо кроме усердия проявить со всей определенностью «благонадежность», умение «всерабственно» служить высокому начальству и, говоря словами Салтыкова-Щедрина, испытывать «административный восторг» от его повелений. Этот путь через лесть и самоунижение обычно вел к благополучному и скорому продвижению по службе и определенному материальному достатку. Другой — если служащий захотел бы сохранить свое человеческое достоинство, служить без низкопоклонства и не погрязнуть в болоте чиновничье-бюрократического аппарата российской монархии — был не только трудным, но и крайне опасным. Он вел в лучшем случае к увольнению из департамента.

Атмосфера холодной официальности и какой-то безжалостности царила в большом каменном здании. Молодой юрист, несомненно, почувствовал, что вся «казарменность» только что оконченного училища нашла свое логическое продолжение и на служебном поприще. Все это не вызывало добрых предчувствий, не будило желания целиком отдать ум и сердце государственной службе. Однако аттестат императорского Училища правоведения, да и годы, проведенные в этом закрытом специализированном учебном заведении, обязывали Чайковского служить в должности, к которой его готовили девять лет и на которую он был определен родителями. Потянулись однообразные дни служебного присутствия.