Чайки возвращаются к берегу. Книга 2 - [5]

Иногда он ехал к Вестминстерскому аббатству, к парламенту, к Букингемскому дворцу — там были площадки для бесплатной стоянки машин — и осматривал один из этих памятников или наблюдал традиционную смену караула у дворца королевы… Так он посетил и Национальную галерею, и Британский музей — великолепное хранилище богатств, свезенных сюда со всех стран мира, где ступала нога солдата английских колониальных армий, и музей мадам Тюссо, в котором стояли и сидели вылепленные из воска и одетые согласно своему времени и обычаю деятели всех времен и народов, а в подвалах по лучшим традициям балагана ужасов вешали убийц, стреляли эскадренные корабли, погибал одноглазый Нельсон и рубили голову Марии Стюарт — королеве Шотландии.

Город показался Лидумсу запущенным, грязным. Впрочем, может быть, оттого, что продолжалась холодная зима, из труб валил угольный дым, оседая на стенах, а в дни оттепелей сползал потеками на тротуар, на шляпы и пальто прохожих. В центре было еще много неразобранных развалин — последствий немецких бомбардировок. В тех местах, где развалины успели разобрать, бывшие владельцы строили новые дома, но чаще всего возводили их по старому плану, такими же, какие стояли тут раньше: стена к стене, без просвета, невысокие, в три — пять этажей, и лишь только там, где землей успели завладеть строительные компании, поднимались современные здания для новых контор, банков или под дорогие квартиры с лифтами, кондиционированным воздухом, широкими балконами, в десять, двенадцать, а то и в шестнадцать этажей. Но никаких небоскребов, похожих на американские. Англичане и тут сохраняли свой стиль.

К вечеру, когда миллионные стада автомашин устремлялись за город, увозя владельцев контор, предприятий и их служащих из района Сити и других деловых центров, когда движение машин замедлялось со ста километров в час до трех — пяти, Лидумс сидел дома, размышляя о новой болезни, поразившей человечество, — автомобильной болезни. Большинство владельцев машин, припарковавшись где-нибудь в переулке в третьем-четвертом ряду, бросали их, вылезали и брели в ближайшее метро, надеясь, что завтра или послезавтра им повезет вырваться с работы пораньше и тогда они обязательно воспользуются машиной. А в часы пик в этом перенаселенном городе машина становилась тяжелой обузой…

Но были и такие тихие улочки, на какой жил он сам, Иногда эти улочки оказывались перегороженными шлагбаумами или тяжелыми чугунными цепями, возле которых стояли неподкупные служители, взимавшие плату за проезд, или вообще запрещавшие въезжать в эти оазисы тишины. Чаще всего такие улицы даже не принадлежали домостроительным компаниям, а являлись майоратами разных владетельных и титулованных персон, не подлежащими распродаже по особому закону. Когда-то сами владельцы майоратов или арендаторы застроили эти участки, и теперь они приносили твердый доход беднеющим мало-помалу аристократическим семьям. Но на такие улочки не проникали ни ист-эндская голь, ни «белые воротнички» из контор, банков, предприятий: слишком дорого обходилась эта тишина…

Но в припортовых районах, в «западном конце» — Ист-Энде, где ютилась настоящая беднота, фасад этого мира стремительно меркнул. Там было опасно появляться и на машине, не говоря уже о пеших прогулках, особенно к вечеру. Бары становились все меньше размером, но количество их увеличивалось в такой прогрессии, что невольно думалось: для жителей этих мест нет никакого утешения, кроме рюмки дешевого виски или случайного выигрыша в «тото», как именовались тут тотализаторы, принимавшие любые ставки на лошадь, на футбольную команду — от шести пенсов до нескольких шиллингов…

Впрочем, вечерами Лидумс работал. Он помнил поручение президента Зариньша подготовить доклад «правительству» об умонастроении различных групп населения в республике и составлял этот доклад, ничего не приукрашивая, хотя заместитель Зариньша Скуевиц и предупредил его, что не следует огорчать президента слишком откровенными сообщениями.

Часов в десять вечера он выходил из надоевшего зимнего обледенелого садика на узкую улицу и шел пешком всегда по одному маршруту, в одиннадцать возвращался, ужинал и снова садился за работу. По вечерам он делал записи для «Норда» о «подпольной работе в Латвии». Тут он тоже ничего не приукрашивал, просто старался почаще упоминать имя руководителя «национально мыслящих» латышей Будриса, возлагая на него бремя главных забот о будущем «свободной Латвии».

В эти же дни Лидумс получил от Зариньша официальное письмо, из которого узнал, что назначен «специальным советником президента по социальному устройству страны». Правда, в этом письме не сообщалось, полагается ли «советнику» какое-нибудь жалованье, но «советов» от него, несомненно, ждали. Кроме «социального устройства», Лидумс должен был разработать статут нового ордена республики для «награждения особо отличившихся деятелей подпольного движения». Лидумс с усмешкой подумал: «Боюсь, что получать этот орден будет некому…»

Но кой-какие наметки по этому статуту передал через навестившего его Скуевица.

Скуевиц, как видно, был предупрежден англичанами, что Казимир пока должен отсиживаться в «бесте», и посматривал на «советника» с должным уважением, даже к Зариньшу не приглашал. Боялся, наверно, что и их «посольство» взято под наблюдение «красными разведчиками».