Чайка - [10]
Кричать бесполезно… Испанские и мексиканские слуги давно ушли в свои хижины. Во всем доме не было никого, кроме них, двух беспомощных женщин.
Пока эти мысли проносились в голове Жуаниты, она продолжала сидеть, не решаясь поднять глаза, трепеща, как кролик в западне. Что делать? Она подумала о телефоне, находившемся в передней, в двадцати футах от нее. Но новый припадок страха заставил ее замереть. Она уже видела, как ее хватают в ту минуту, когда она взывает по телефону о помощи, видела и мать, связанной, с заткнутым ртом, умирающую от потрясения.
Такие вещи случались на отдаленных фермах, она наслушалась рассказов о них от слуг в зимние вечера. О сеньоре Лопец, связанной на своем брачном ложе и слышавшей, как все ближе и ближе стучат копыта лошади, на которой ехал ее муж, ничего не подозревая, навстречу смерти. Она слышала, как он подъехал, как поднимался по лестнице в ее комнату – и не могла предупредить его криком. И видела, как его убивали… О мальчике Монгомери, который, проходя мимо окна кухни, перегнулся через подоконник, чтобы поздороваться с матерью, крикнул весело: «Я принес деньги», и вдруг таинственно исчез, а через минуту его нашли убитым и ограбленным между окном и кухонной дверью.
Минуты шли за минутами. Ветер выл в трубе, и его вой был похож на жалобный плач ребенка.
Жуанита сидела, по-прежнему леденея от страха, и пыталась вспомнить слова молитвы.
– Девять часов! Вот только докончу этот пасьянс – и спать! – сказала спокойно сеньора.
От звука ее голоса Жуанита вдруг сразу встряхнулась. Только бы мать ничего не заметила и не испугалась! Она что-то невнятно ответила с вымученной улыбкой, и, собрав все свое мужество, подняла, наконец, глаза и с беспечным видом взглянула в ближайшее окно.
За стеклом царил черный, как чернила, мрак. Там никого не было.
Но Жуанита все еще дрожала, собирая карты, отодвигая на место столик, приводя все в комнате в порядок. Она не была нервной, ей никогда ничего не чудилось, а между тем сегодня она так ясно чувствовала, что чьи-то глаза устремлены на нее из темноты. Что это могло быть?
Кто-нибудь бродил под окнами и следил за нею? Но отчего же он не вошел? Ведь их ранчо славилось гостеприимством. Даже темные люди и бродяги знали, что им не откажут в пище и приюте, а в хижинах слуг они найдут веселое общество, музыку, болтовню. Может быть, какая-нибудь цыганка, которой прилив помешал идти дальше? Но она пошла бы к Лоле на кухню, где несколько часов назад пылал огонь и пахло так вкусно, а не бродила бы во мраке, под дождем, заглядывая в окна.
Наконец, обычная, из вечера в вечер повторявшаяся процедура окончена. Жуанита потушила все лампы, кроме маленькой фарфоровой, которую она уносила с собой в спальню. Тогда мать, неподвижно и прямо сидевшая в кресле, пока Жуанита суетилась по комнате, вложила свою худую, старчески-слабую руку в крепкую, теплую, молодую руку Жуаниты, поднялась и, опершись на дочь, медленно побрела к двери. Спальня ее находилась рядом со спальней Жуаниты в конце коридора.
Когда с лампой в руке, ощущая на плече привычное легкое прикосновение пальцев сеньоры, Жуанита проходила мимо зеркала на стене, она снова невольно взглянула на него. В зеркале отразилось и окно за ее спиной. Но теперь там было еще что-то, кроме черного мрака. Жуанита чувствовала, что сердце у нее останавливается от ужаса, но невероятным усилием воли удержалась она от крика и только немного сильнее сжала руку матери.
В одном из квадратов окна виднелось, как в рамке, прильнувшее к стеклу лицо мужчины.
Он не встретил ее взгляда в зеркале, и выражение его лица не изменилось. В этом лице читалось напряженное внимание.
Жуанита, дрожа от внутреннего озноба, молясь мысленно так, как никогда до сих пор не молилась, продолжала вести мать осторожно, заботливо по холодному коридору, где пахло дождем и мокрой штукатуркой, потом через ее собственную комнату – в спальню.
Спокойное неведение матери помогло ей справиться с собой. Нужно было раздеваться, говорить, заплетать волосы на ночь – и это как-то успокаивало. Дверь, соединявшая их спальни, оставалась на ночь всегда открытой. Наконец, Жуанита очутилась под одеялом в жуткой темноте. Она лежала, готовая при первом звуке вскочить, ее сердце громко стучало.
У сеньоры Марии была пара украшенных перламутром маленьких пистолетов, где-то далеко спрятанных. Но малейший намек, вопрос о них мог бы испугать нервную и хрупкую старую женщину – да и Жуанита все равно не умела стрелять.
Так она лежала с открытыми глазами, вглядываясь в темноту, слушая звуки за окном, с пересохшим ртом, ледяными руками и замиравшим сердцем.
Лицо мужчины, наблюдавшего за ней с напряженным вниманием… Но это еще не все. Жуанита узнала это лицо: тем человеком за окном, который, очевидно, с дурными намерениями прятался во мраке под дождем, был Кент Фергюсон.
ГЛАВА III
Часы пробили десять. Потом одиннадцать. Двенадцать.
«Я, верно, не усну всю ночь!» – подумала Жуанита. К ее душевному смятению примешивалось что-то вроде детской гордости. В конце концов, несмотря на эти смятение и страх, она задремала. Но, часто просыпаясь, думала все о том же.
Она — Констанция Морлакс, самая богатая наследница Англии. Блестящая красавица с лучистыми глазами, она оказывается втянутой в жестокую «игру» короля Генриха I за власть. Ей приходится вернуться в Уэльс, где она становится жертвой преступника, сбежавшего из заключения, вломившегося в ее спальню и покорившего ее своими любовными прикосновениями.Он — загорелый белокурый Адонис, чье опасное прошлое заставляет его скитаться по стране. Он избегает сетей врага — только чтобы найти женщину, чьи поцелуи жгут его душу.
Гидеон Рошель, маркиз де Вир, решил, что нашел неплохую возможность поправить свои дела, играя роль «бандита-джентльмена»... однако очень скоро столкнулся с жесточайшей конкуренцией со стороны леди Констанс, дочери своего злейшего врага, которая выдавала себя за «юношу-разбойника».Дуэль все расставила по местам – и теперь Констанс в плену у жаждущего мести Гидеона.Что он предпримет?Убьет прелестную разбойницу? Отдаст в руки правосудия?Или его месть будет отнюдь не жестокой, а полной страсти и нежности?
Быть музой поэта или писателя… Что это — удачная возможность увековечить свое имя, счастье любить талантливого человека и быть всегда рядом с ним, или… тяжелая доля женщины, вынужденной видеть, из какого сора растут цветы великих произведений?.. О судьбах Екатерины Сушковой — музы Лермонтова, Полины Виардо — возлюбленной Тургенева, и Любови Андреевой-Дельмас, что была Прекрасной Дамой для Блока, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…
Во многих сказках царский сын непременно едет добывать невесту в тридевятое царство, в некоторое государство. Сказка, как известно, ложь, да в ней намек... Издавна цари и царевичи, короли и королевичи, а также герцоги, князья и прочие правители искали невест вдали от родных пределов. Почему? Да потому, что не хотели, чтоб измельчала порода. А еще хотели расширить связи своих государств с тридевятыми царствами.
Красавица Ангелина и ее возлюбленный разлучены: война 1812 года охватила Россию, и ее кровавая рука достигла даже провинциального городка, где безмятежно живет девушка... Она похищена, насильно увезена во Францию... Испытав столько треволнений и бед, что диво, как это не сломило ее. Только нечаянные встречи с возлюбленным вселяют в Ангелину силы, помогают выдержать разлуку, насилия, унижения, потери – и вновь обрести свою любовь, вновь встретить своего бога любви!Книга ранее выходила под названием "Бог войны и любви".
Кто заподозрит шпионку в прекрасной женщине, которую принимают в высшем обществе или даже при дворе самодержцев? Но именно такие дамы оказывались зачастую самыми надежными агентами – ведь кому, как не обходительной прелестнице приятно поведать свои тайны сильным мира сего?.. А уж способами обольщения и умением напускать тумана и загадочности эти красавицы владели в совершенстве. Некоторые из них так и унесли свои секреты в могилу, а некоторые вдруг столь удивительную карьеру заканчивали – и становились обычными женщинами.