ЧаВо анархизма - [71]

То же самое мы увидим и на примере «рабочего контроля на производстве». Перед Октябрьской революцией «рабочий контроль» в представлении Ленина был не более, чем «всенародным, всеобъемлющем рабочим контролем над капиталистами». [Удержат ли большевики государственную власть?] Он не представлял его как самостоятельное управление рабочими производством (т.е. отмена наемного труда) через федерации фабрично-заводских комитетов. А анархисты и фабзавкомы рабочих представляли рабочий контроль именно так. Как правильно отмечает Стивен Смит, Ленин использовал «термин ['рабочий' контроль] в совсем другом смысле, нежели его использовали фабрично-заводские комитеты». На деле «предложения Ленина... [носили] сугубо государственный и централизованный характер, тогда как на практике фабзавкомы представляли собой самоуправление и независимость». [Красный Петроград] Для анархистов же, «если этот «контроль» — не пустые слова, если рабочие организации способны эффективно контролировать производство, то они способны и сами обеспечивать его. В таком случае можно немедленно приступить к постепенной замене частного производства коллективным. Таким образом, анархисты отвергали неопределенный, сомнительный лозунг «контроля над производством». Они выступали за экспроприацию — постепенную, но в сжатые сроки — частной промышленности организациями коллективных производителей». [Волин, Там же]

Оказавшись у власти, большевики стали подменять народное значение рабочего контроля своей государственнической идеологией. «Известно по меньшей мере три случая», отмечает один историк, «когда в первые месяцы существования советской власти делегаты [фабзавкомов] стремились придать своим организациям жизнь. По каждому пункту партийное руководство отвергло предложения. Целью правительства было сосредоточение организаторских и контрольных полномочий в государственных органах, которые формировались бы правительством и подчинялись бы ему». [Томас Ремингтон, Построение социализма в большевистской России] В апреле 1918 г. этот процесс в конечном счете завершился тем, что Ленин называл (...обосновывал и воплощал) «единоначалием», вооруженного «диктаторскими» полномочиями («единоначальствующий» стоит над всем государством). Этот процесс подробно исследуется в работе Мориса Брайнтона «Большевики и Рабочий контроль», где он отмечает тесную связь между большевистской практикой и большевистской идеологией, а также их отличие от народных деятельности и идей.

Русский анархист Петр Аршинов пишет:

«Другая не менее важная особенность заключается в том, что у октября [1917 г.] есть два значения. Одним наделили его трудящиеся массы и анархисты, участвовавшие вместе с ним в социальной революции. Вторым наделила его большевистская партия, вырвавшая власть у социальной революции, предавшая и задушившая ее дальнейшее развитие. Эти два октября совершенно разные. Октябрь рабочих и крестьян - символ уничтожения власти классовых паразитов ради равенства и самоуправления. Октябрь большевиков - символ завоевания власти партией революционной интеллигенции, навязыванием ее 'государственного социализма' и ее 'социалистических' методов управления массами». [Два октября].

Итак, сначала анархисты поддерживали большевиков, так как большевистские вожди умело прятали свою государственническую идеологию за подержкой советов (историк социализма Сэмюэль Фарбер пишет, что анархисты «были фактически неупомянутым партнером по коалиции Большевиков в Октябрьской революции». [До сталинизма]). Однако эта поддержка быстро прекратилась, так как большевики вместо настоящего социализма занялись установлением своей диктатуры, а вместо общественной собственности на средства производства, они устанавливали государственную собственность. Большевики, как уже отмечалось, систематически подрывали все формы рабочего контроля/самоуправления и навязывали подобные капиталистическим формы управления заводами и фабриками, основанные на «единоначалии», вооруженном «диктаторскими полномочиями».

Что касается Советов, большевики их систематически размывали, ограничивая их независимость и демократию. После «грандиозных большевистских провалов» весной и летом 1918 года «большевики стали силой разгонять и переизбирать местные советы при помощи вооруженных сил». Кроме того, «правительство все время откладывало новые всенародные выборы в Петроградский совет, сессия которого закончилась в марте 1918. Очевидно, правительство боялось, что количество оппозиционно мыслящих делегатов в нем серьезно вырастет». [Сэмюэль Фарбер, Там же] На Петроградских выборах большевики «потеряли абсолютное большинство в Совете, которое они ранее завоевали», но все же остались самой многочисленной партией. Однако результаты Петрограда, советские выборы были не столь важны, так как «большевистскую победу гарантировало большевистcкое численное большинство, представленное профсоюзами, районными советами, фабзавкомами, районными съездами рабочих, Красной армией и флотом, в которых у большевиков была подавляющая сила». [Александр Рабинович, Развитие Местных Советов в Петрограде]. Другими словами, Большевики размыли демократическую природу Советов, заполонив их своими делегатами. Сталкиваясь с самостоятельностью и независимостью советов, большевики показывали, что для них «советская власть» - это по сути партийная власть. Перед большевиками встала задача разрушить Советы, чтобы остаться у власти, что они и сделали. Советская власть осталась «советской» только номинально. Действительно, с 1919 г. Ленин, Троцкий и другие большевистские вожди признавали, что они создали партийную диктатуру и, кроме того, что такая диктатура необходима любой революции (Троцкий продолжал указывать на необходимость партийной диктатуры даже после победы сталинизма).