Чаттертон - [77]

– Вы из-за чего пришли? – Она вздрогнула, услышав этот вопрос, и, оглянувшись, увидела пожилую женщину, сидевшую позади нее, где стояли другие ряды стульев. – Из-за пьянства, да? – Она принюхалась к запаху, который распространялся вокруг Хэрриет.

– Ничего подобного. Я лишь изредка позволяю себе пропустить стаканчик шерри. – Она подалась вперед. – Собственно, я пришла сюда потому, что хочу сменить пол.

Она собиралась сказать что-то еще, но тут к ней выбежала Вивьен.

– Ему делают рентгеноскопию мозга, – сказала она полным отчаяния голосом.

– А что с ним такое?

– Они не знают. Думают, что это может быть удар.

– Удар? – переспросила Хэрриет: ей внезапно представился ее кот, сердито выгибавший спину и топорщивший шерсть, когда она грозила ему кулаком. – Как это – удар?

Вивьен закрыла лицо руками и так простояла несколько секунд; в глубине коридора слышался детский плач.

– Я думаю, Эдварду нужно приехать сюда, – вот все, что она сказала, снова взглянув на Хэрриет широко раскрытыми глазами.

* * *

– Он всегда дожидается их, – прошептал Филип Флинту, когда они преодолели последние ступеньки и подошли к квартире Вичвудов. Они явились сюда прямо из ресторана. – Они никогда не задерживаются. Как правило.

– Кто там? – Эдвард, по-видимому, стоял за запертой дверью, когда Филип постучал.

– Это Филип. – Он прокашлялся, не зная, как приступить к неизбежным объяснениям.

Эдвард приоткрыл дверь и, с любопытством бросив взгляд на Флинта, спросил:

– А где папа?

Филип изо всех сил старался изображать бодрость.

– Он неважно себя почувствовал, и мама отвезла его в больницу.

А Флинт добавил:

– Он скоро вернется.

Эдвард поглядел на них с подозрением, а потом, открыв дверь полностью и впустив их, пошел в свою комнату, не сказав больше ни слова; перед их приходом он смотрел телевизор, и теперь Флинт увидел, как на экране показался раскрытый рот, а потом чья-то рука. Он лишь с умеренным любопытством оглядел остальное убранство квартиры, и ему тут же вспомнились университетские комнаты Чарльза. Плакаты на стенах, дешевый сосновый стол, продавленный диван с индийским ковриком, наброшенным на него, – все эти предметы по-прежнему действовали на него угнетающе. Потом он заметил портрет, прислоненный к письменному столу Чарльза, и что-то в лице изображенного приковало его внимание.

– Кто это?

Филип, тяжело рухнув на диван, смотрел в сторону комнаты Эдварда.

– Это Чаттертон, – ответил он, не оборачиваясь.

– Не может быть. Он слишком стар.

Филип внезапно ощутил усталость.

– В том-то все и дело. Видишь ли, Чарльз нашел кое-какие бумаги…

Тут в комнату возвратился Эдвард. У него было очень бледное лицо.

– А когда папа обещал вернуться? – Он почесал ногу.

– Он точно не сказал. – Филип снова прокашлялся. – Но мама говорила, что пробудет там не очень долго.

– Ну сколько?

– Не слишком долго.

Флинт, скованный горестным видом мальчика, неловко держал перед собой портрет.

– Это он! – Эдвард показывал пальцем на Флинта. – Это он во всем виноват!

– Я? – Из-за внезапной тревоги голос Флинта прозвучал на полтона выше обычного.

– Нет. Не вы. Тот, на картине. – Флинт ошеломленно посмотрел на картину. А Эдвард обратился за поддержкой к Филипу. – Мы его и в галерее видели. Папа тебе не рассказывал? – Эдвард подошел и выхватил холст из рук Флинта. Он уже собирался зашвырнуть его в угол, но Филип поднялся и остановил его.

– Не надо, Эдди. Не делай этого. Твоему папе он еще понадобится.

– Так значит, с ним ничего страшного?

– Нет.

Эдвард торжествующе улыбнулся, добившись от него такого ответа.

– Я так и знал! – сказал он.

И в эту минуту из больницы позвонила Вивьен.

* * *

Чарльз опустил руку и дотронулся до голого деревянного пола; ощутив зернистую поверхность древесины, он провел пальцами по краям досок. Костяшками пальцев он коснулся чего-то легкого – вроде мышиного скелетика или дохлой птички, – и пыльного, но потом понял, что это комок грубой бумаги, на которой он давеча писал. Рядом лежал еще один комок, и еще; по полу были разбросаны клочки разорванных стихов, которые он писал накануне. В этих стихах он пытался высказать, что время – это всего лишь цепочка смертей, следующих одна за другой, которая образует сноп света посреди огромной иссушенной равнины; но в голове его настырно раздавались чужие голоса, звучали чужие стихи.

Тогда он изорвал свои стихи и бросил клочки на пол, а теперь, вытянув с кровати руку, нащупал их… а когда боль возвратилась, он заплакал. Он лежал лицом к стене, но все же с большим трудом ему удалось повернуть голову, чтобы взглянуть на свою последнюю комнату в жизни; и он увидел ее всю: распахнутое чердачное окно, увядающий розовый кустик на подоконнике, пурпурное пальто, перекинутое через стул, потухшая свеча на столике красного дерева. Вокруг него стояли люди, и его охватил ужас.

– Нет! – вскричал он. Он готов был умолять их. – Этого не должно произойти. Это все неправда. Мне не следует здесь находиться. Я уже видел это раньше, и это наваждение!

– Мам, у него веки шевельнулись.

– Думаю, он сейчас просыпается. – Вивьен, не сводя глаз с лица мужа, одной рукой держалась за Эдварда.

Чарльз открыл глаза и воззрился на нее; нестерпимо глубокая синева его глаз на миг даже испугала ее.