Чаттертон - [37]

Я снова обнялъ ее. "Матушка, – сказалъ я, – ты одна стоишь тысячи Девственныхъ Весталокъ!" (Ибо я недавно лишь читалъ Гисторiю Рима Мюди.)

"Надеюсь, что я скромна, Томъ, – ответствовала мне она, – но Девственницей меня не назовешь – коли не наступить второй Векъ Чудесь".

"Я сотворю Чудо, – рекъ я. – Я вновь озарю Прошлое яркимъ светомъ".

И я мигомъ помчался на поиски мистера Кроу, служителя при церкви Св. Марiи Редклиффской, непоседливаго старика, не разлучавшагося со своею Табакеркою и потому вечно сопевшаго и пыхтевшаго. "Мистеръ Кроу, вымолвилъ я, наконецъ нашедъ его въ Ризнице, бдяща надъ печально разложенными Разчетами, – льзя-ль мне обезпокоить васъ и попросить о ключе отъ каморки надъ севернымъ Крыльцомъ?"

Онъ хорошо зналъ меня, и зналъ, что я во всехъ отношенiяхъ сынъ своего Отца. "Тамъ нетъ ничего, окромя Пыли да древнихъ Ветошей, Томъ, ответствуетъ онъ. – Ничего для маленькихъ детей".

"Мой Батюшка нашелъ тамъ Харатьи, – отвечалъ я. – Я пришелъ, чтобы отыскать другiя, имъ подобныя".

"Ахъ-да, есть тамъ и Бумаги". Онъ чихнулъ и утеръ Носъ Рукавомъ, по всегдашнему своему Обыкновенiю. "Но оне Изодраны и Подгнилы. Оне никуда не годятся, разве токмо пустить ихъ на полоски для Мотковъ, или на Дурацкiе Колпаки для такихъ-вотъ Мальчугановъ, какъ ты". Онъ разсмеялся и слегка фыркнулъ.

"Достопочтенный мистеръ Кроу, – началъ я, и онъ паки разсмеялся. Коли я и Дуракъ, такъ, пожалуй, явите поблажку моему Сумасбродству. Ибо говорить, что Человекъ, лишенный Разсудка, близокъ къ порогу Мудрости". "Томасъ Чаттертонъ, – сказалъ онъ, – у тебя на молодыхъ Плечахъ сидитъ старая Голова".

"Тогда старыя Бумаги принадлежать мне по Праву Первородства".

Онъ смерилъ меня Взглядомъ и затемъ улыбнулся. "Ну, – промолвилъ онъ, – правду сказать, такъ церкви боле нетъ въ нихъ нужды". И онъ повелъ меня по винтовой лестнице близъ севернаго Крыльца къ старой каморке Архива; онъ отомкнулъ толстую деревянную дверь, а после оставилъ меня тамъ съ великою Поспешностiю, поелику Хладъ сталъ пробирать его Кости (или такъ мнилось ему).

Говорять, будто для каждаго Человека настаетъ такой Мигь, когда онъ зрить, какъ разворачивается предъ нимъ вся его Судьба, словно бы въ некоемъ Виденiи, – такъ-воть, вообразите собственное мое Изумленiе и Радость, когда увидалъ я въ голой каменной Каморке два деревянныхъ Сундука. Я поспешилъ отпереть ихъ, а внутри безпорядочно громоздились старыя Бумаги, Пергамены, Разчеты и Разписки, словно груда Листьевъ, отряхнутыхъ наземь после Урагана. Съ превеликой бережностiю и осторожностiю взялся я перебирать ихъ, и казалось, будто Харатьи жгуть мне Руки – таково было мое Ликованiе при виде ихъ; одне по Латыни или по Француски писаны были, а другiя изчерканы Цифирью – какъ видно, Церковные Счета или Табели о Барышахъ. Но были и такiе Обрывки, въ коихъ ясно мой взоръ различалъ Аглицкiй языкъ (хотя бъ письмена сiи и глядели витiевато), и, оставивъ покаместъ протчiя Бумаги въ Сундукахъ, эти я прихватилъ съ собою домой. Дрожащими Перстами разложилъ ихъ я въ своей Комнатенке, и, пускай были оне попорчены и писаны исконными Готическими литерами той поры, осилилъ я ихъ безо всякаго труда: по правде сказать, и разбирать тамъ особливо многаго не было – лишь клочки Словесъ или предложений. Но мне и того было довольно: Воображенiе мое забурлило, и я взялся переписывать ихъ собственною Дланью. Здесь имелись такiя выраженiя, какъ "паки посылаеть семо писанiе", "далъ ми еси зелно хотенiе", "елико сонмища оныхъ премногiя", – и мне тотъ-часъ пригрезилось, будто со мною, лицемъ къ лицу, говорять Мертвые; а когда взялся я выписывать слова ихъ, дотошно копируя написанiе Подлинниковъ, я словно бы сделался однимъ изъ этихъ Мертвыхъ и такъ сумелъ съ ними заговорить. Я пришелъ въ толикiй Ражъ, индо, оставивъ переписыванiе, обнаружилъ, что и самъ могу далее продолжать такожде: было тамъ одно премилое предложенiе, сиречь: "и прiяша его за руци и нози", и сюда я прибавилъ: "и принесоша его въ полату и покладоша ему нарочиту постелю". Самыя эти словеса были призваны изъ глубинъ существа моего, и явились съ таковою Легкостiю, какъ-еслибъ я писалъ на Языке собственныя моея Эпохи. И хотя я быль тогда лишь Школяромъ, объ ту самую пору и порешилъ я совокупить ветхiе сiи Обрывки съ собственнымъ моимъ Генiемъ: такъ возсоединиться должно Живымъ съ Мертвыми. И съ того самаго мига пересталъ я быть простымъ Мальчишкою.

Итакъ, я, Томасъ Чаттертонъ, отъ роду Двенадесяти летъ, приступилъ къ собственной моей Великой Книге Прошлаго. Первой моею задачею стало раздобыть себе не менее доброе Родословiе, нежели у всякаго Дворянина Бристольскаго, и сiе свершилъ я, совокупивъ собственныя познанiя въ премудростяхъ Геральдическихъ съ некимъ документомъ, каковой – приведу тутъ свои же слова – былъ "недавно лишь найденъ въ церкви Св. Марiи Редклиффской и писанъ языкомъ оныхъ Дней". И всё сiе исторгалось изъ существа моего столь вольно, что я не въ силахъ былъ обуздать ретивой своей Изобретательности, и съ поспешностiю сочинилъ Доподлинную Гисторiю Бристоля и самой Церкви. Метода моя была такова: я уже разполагалъ въ Томахъ, взятыхъ съ Батюшкиныхъ полокъ или купленныхъ у Книгарей, различными Хартiями и Памятниками и протчей подобной Всячиной; къ нимъ присовокупилъ я читанное у Риката, Стоу,