Часы с боем - [6]

На сей раз решил вставить фразу вихрастый паренек:

— Он с дядей Мишей поговорил и уехал.

— А дядя Миша к школе его не звал? — лукаво спросил секретарь.

— Нет, нет! — в один голос загалдели ребята, а звеньевой сказал последнее слово:

— А машина грязная была! Ух ты!

В это время подошел председатель сельсовета Михаил Герасимович. Он подтвердил секретарю все, что сообщили ребята, но смущенно замолк, как только, речь зашла о школе. Снигирев досадливо потер переносицу и положил руку на плечо шофера.

— Ставь коня, Толя, заночуем здесь.

И ушел с председателем в сельсовет. По дороге к ним присоединился парторг.

Хотя утром секретарь уезжал чуть свет, ребята снова окружили машину. Снигирев сказал на прощание:

— Спасибо за информацию!

А сам подумал: «Она нам пригодится на сегодняшнем бюро райкома. Пойдет речь о школах, поговорим и о «музыканте».

На стекло машины упала прозрачная капля. За ней другая. Опять начинался дождь.

СЛОВО АДМИРАЛА

С тех пор, как Вася помнит себя, он помнит и слова отца:

«Цифра, друг мой, — великое дело. Без нее ни шагу ступить. На часах что? Цифры. То-то, дружок!»

Васин отец работал начальником финансового отдела, и ему было простительно такое славословие цифири. Васю же не прельщало ни «дважды два — четыре», ни, когда он подрос, таблицы логарифмов, хотя цветные таблицы в атласе бабочек он мог рассматривать часами. Даже к квадратному корню он оставался равнодушным, предпочитая разглядывать корень папоротника или вульгарного подорожника.

Оставшись вдовцом, Васин отец считал своим родительским долгом руководить учением сына, особенно в области, которую он величал «основой основ мироздания».

— Ну какой ты без математики финансист? Даже в любой другой профессии — у астрономов, инженеров или торговых работников — цифра — это фундамент.

Когда Вася приносил двойку по алгебре или геометрии, отец, не повышая голоса, даже с нотками сожаления, произносил:

— Обидно, дружок, ой, как обидно! Я-то уже рассчитал, что пойдем мы к Камышевому озеру за щуками. А ты, оказывается, не хочешь.

И он поправлял очки на носу и укоризненно смотрел на сына, а затем звонил приятелю, бухгалтеру промкомбината, и соблазнял его ехать в ночь на озеро. Вася знал, что сколько бы теперь он ни просил отца, тот не изменит решения. И Вася не просил. Он клял алгебру, но учил ее, чтобы в следующее воскресенье не пропустить удовольствия.

Кто из рыболовов-любителей не знает, какое наслаждение сидеть на берегу озера, от которого подымается голубоватый туман, и ждать, не звякнет ли колокольчик, возвещая о неосторожности пудовой щуки! (Замечено, что у настоящих рыбаков щуки меньше пуда даже не подходят к крючку с живцом.)

При всей своей математической одержимости Васин отец был знатоком рыбной ловли. И Вася это признавал. Сколько раз, бывало, они по совету какого-нибудь из многочисленных приятелей отца добирались до неизвестной ранее реки, выбрав укромное местечко, садились, и Вася шепотком спрашивал:

— На что попробуем?

Отец, помолчав для солидности, отвечал:

— Может, язьки есть. Рискнем на горох.

Или:

— Давай на муху.

Если в кругу друзей-финансистов заходила речь о воспитании, Васин отец говорил:

— Надо учитывать и умело использовать интерес ребенка.

И все соглашались, что Васин отец в трудном искусстве воспитания не меньший дока, чем президент Академии педагогических наук. А что? Вася давно уже не получал двоек ни по алгебре, ни по геометрии и тригонометрии. Может ли президент похвастать такими же успехами в подшефных школах?

Больше всего отец боялся за выпускные экзамены, но и тут все обошлось. Правда, по литературе Вася получил четверку и сочинение написал не блестяще и потому на медаль претендовать не мог, но что это было по сравнению с победами в науке Эвклида!

Отец еще раз произнес фразу о цифре, вошедшую в число семейных традиций. В соответствии с обстановкой было прибавлено лишь несколько слов:

— Теперь ты почти самостоятельный человек и сам понимаешь значение математики.

Надо сказать, что Васин отец с некоторых пор все чаще и чаще стал говорить на тему о самостоятельности. Даже в таком серьезном вопросе, как выбор приманки, и тут отец, разматывая леску на удочке, спрашивал сына:

— На что рискнем? Как твое слово?

И Вася пробовал быть самостоятельным и решительно высказывал свое мнение.

Поэтому, когда отец заговорил об ответственности наступившего момента, об экзаменах как проверке самостоятельности, и пр., и пр., Вася взмолился:

— Папа! Дай, я все сделаю сам. А ты меня не опекай.

— Хочешь самостоятельно провалиться? — пошутил отец.

— Нет, — серьезно ответил Вася. — Я экзамены сдам и поступлю.

— Слово?

— Слово!

— Ну смотри!

Крепкое мужское рукопожатие скрепило этот договор.

Вася подумал, что отец что-то очень легко согласился с ним, и для верности переспросил:

— Значит, у меня полная свобода действий? Результат — поступление в институт?

— А ты уверен в себе?

— Уверен.

— Тогда полная свобода действий.

Рукопожатие было повторено.

Вася не захотел быть жестоким. После каждого экзамена он приходил домой и говорил:

— Пять!

Он долго не знал отметки за сочинение. Но однажды явился домой мрачный.