Частная жизнь адмирала Нельсона - [146]

Джордж Мэчем, прибывший в Лондон несколько дней назад и остановившийся в гостинице на углу Пиккадилли и Беркли-стрит, сразу же направился к своему дяде-графу, чрезвычайно, по его словам, недовольному тем, что ему не прислали билетов на траурную церемонию. В утро похорон Мэчем, захватив Болтонов, вновь пошел к дяде, где уже был накрыт завтрак.

«Я встретился с двумя сыновьями лорда Уолпола, весьма аристократического вида господа, — записывает в дневник Мэчем. — Граф не изволил меня принять, да и вообще меня никому не представили… Около половины девятого проследовала похоронная процессия… Направился в Сент-Джеймский парк». Здесь Мэчем обнаружил множество адмиралов и капитанов. Одетые по всей форме, в черных плащах, они «пребывали в явной растерянности и никак не могли отыскать свои экипажи». В общей сложности Мэчем насчитал тридцать два адмирала и более ста капитанов. Присутствовало и множество армейских, в том числе второй сын короля, фельдмаршал герцог Йоркский, главнокомандующий сухопутными войсками, и, наконец, престарелый генерал-шотландец сэр Дэвид Дандас, специально вытребованный из своего патриархального уединения, чтобы возглавить десятитысячный траурный эскорт, состоящий в основном из солдат, оставшихся служить в Египте после Нильского сражения.

Во главе процессии двигались в серых мундирах шотландцы, и колонна их растянулась настолько, что входа в собор они достигли еще до того, как замыкающие отошли от адмиралтейства. Негромко стучали барабаны, трубы выводили звуки траурного марша, издали по-прежнему доносились орудийные залпы, но зрители, мимо которых торжественно проплывал лафет, формой своей напоминающий «Викторию» со статуей Славы и лавровым венком в носовой части, по свидетельству одного из них, слышали лишь один звук, похожий на шум волнующегося моря: это люди почтительно снимали шляпы. Впереди гроба двигались члены экипажа «Виктории» с белыми знаками различия своего судна. Время от времени они демонстрировали, поворачиваясь в обе стороны, вымпелы со следами от пуль.

У входа в собор матросы сняли гроб с лафета. Внутрь его внесли в сопровождении шестерых адмиралов, поддерживающих балдахин.

Служба продолжалась четыре часа. Хор пел гимны. Священники читали поминальные молитвы. Скрупулезно соблюдался церемониал государственных похорон, предписанный уставом Геральдической палаты; скрупулезно, но не всегда, с точки зрения Джорджа Мэчема, удовлетворительно. Например, епископ Чичестерский Джон Бакнер прочитал первую молитву голосом слишком низким и монотонным. А когда гроб подняли с пьедестала и понесли в то место, прямо под куполом собора, где он должен был быть установлен навеки, герцог Кларенс со свойственной ему бесцеремонностью пересек путь процессии, намереваясь пожать руку брату Нельсона, графу, и проговорил громким, услышанным всеми шепотом: «Я пришел сюда отдать последний долг и надеюсь, нам с вами по такому поводу встречаться более не придется».

Освещенный стотридцатиламповой люстрой, смягчавшей струящимся светом мрак, царящий в соборе, герольдмейстер ордена Подвязки перечислил все отличия и титулы Нельсона, а покончив с этим, принял три белых жезла от друзей адмирала, выступавших в роли служителей его домашнего хозяйства: Александр Дэвисон — казначей, Уильям Хэслвуд — ревизор, флотский вербовщик Уильям Маршалл — стюард. Затем герольдмейстер разломал жезлы и бросил их на крышку гроба, затем медленно опущенного в крипту.

Все осуществили в соответствии с установлениями Геральдической палаты. Но моряки, которым был доверен флаг «Виктории», поступили вопреки всяческим уставам. Вместо того чтобы торжественно развернуть его и прикрыть гроб, они оторвали большой кусок, затем разорвали его на лоскуты и сунули себе в бушлаты. «Вот это и есть Нельсон, — проговорила жена капитана Кодрингтона, — все остальное — геральдика».

На фоне столь явного нарушения принятых ритуалов газетные некрологи отличались большой торжественностью и высоким пафосом, если не сказать идолопоклонничеством. Нельсону бы они понравились. Но еще приятнее ему было бы услышать прочувствованные речи своих матросов или рассказ о боцмане с «Виктории», разрыдавшемся, узнав о его гибели, так, что даже в дудку не мог дунуть. «Что хотите со мной делайте, — говорил он сквозь слезы, — не могу!» Несомненно, оценил бы он по достоинству и карикатуру Чарлза Уильямса «Джек и Полли в Портсмуте», где изображался матрос в мягкой фетровой шляпе, полосатых штанах и ботинках с застежками, засовывающий в ноздрю щепотку нюхательного табака.

«Добро пожаловать! Добро пожаловать домой, дорогой мой Джек! — говорит подружка, припадая к его плечу. — Жаль только, храброго лорда Нельсона ты с собой не взял. Остается надеяться, он в раю».

«В раю, — повторяет матрос, мрачно глядя на кисет. — Это уж точно, Полли, где же еще ему быть?»

Судьба персонажей, чьи последние годы не нашли отражения в тексте

ДЖОН АКТОН

После повторного нападения французов на Неаполь (1806 год) бежал с королевской семьей на Сицилию. Умер в Палермо 12 августа 1811 года. Его второго сына Чарлза Януариуса Эдварда в 1842 году посвятили в сан кардинала.