Часть II. Гражданская война - [31]

Здесь же я должен попутно с великой похвалой отозваться о работе наших красных летчиков на фронте. Были, правда, случаи измен и предательств, перехода в лагерь врага, но это были единичные случаи, и происходили они преимущественно в первый период войны. Подавляющее же большинство летчиков работает честно и самоотверженно. Я особенно близко наблюдал их работу под Казанью, в самые тяжкие недели августа 1918 года, когда наши полки были еще слишком слабы, мало боеспособны: отряды летчиков, которые были под Казанью, делали тогда буквально все, чтобы заменить собой и пехоту, и кавалерию, и артиллерию. Они при всякой погоде снимались с места, кружились над Казанью и над неприятельской флотилией, сбрасывали тяжелые бомбы, они установили связь с отрядом, действовавшим на северо-восток от Казани и отрезанным от нас. При самых тяжких положениях красные летчики показывали себя героями; и сейчас, за эти месяцы, наш совершенно было разрушенный Красный Воздушный Флот собрал свои растерзанные члены, воссоединился, и теперь мы имеем воздушных красных воинов, о которых с ненавистью говорят наши враги.

На Южном фронте те же явления, что и на Восточном, повторяются целиком. Там против Краснова действовали многие отряды, вышедшие из Украины, и в их рядах были самоотверженные испытанные борцы. Но общеармейской, общефронтовой связи и дисциплины не было. «Всяк молодец на свой образец». Считая, что всякий командир, посланный сверху для установления оперативного единства, чрезвычайно подозрителен, они предпочитали действовать на ощупь: напирали на них – они отступали, ощупывали, где враг силен; где слабее, там и наступали. В этой борьбе они выработали известную сноровку. Такими превосходными борцами были, например, убитые товарищи Сиверс и Киквидзе, которые выработали свои недурные приемы в борьбе с казаками, умели выследить, уклониться, отбросить, обойти, разбить. Но все это в пределах местных стычек, приносящих местный успех или местный неуспех. А борьба ведь длилась месяцами, требовала колоссальных жертв, но действительных перемен в положении не производила.

После прилива лучших рабочих из Москвы, Петрограда и других мест на юг, массы красноармейцев поняли под их руководством, что идет борьба не на жизнь, а на смерть, сомкнулись, подтянулись. Но этого было еще недостаточно, требовалось перевоспитание командного состава, который набирался у нас из трех источников. Мобилизованы были, с одной стороны, командиры из среды старого кадрового офицерства, с другой стороны, мы имели уже указанных новых командиров отрядного характера, партизанского воспитания. Наконец, мы получили красных офицеров. В большинстве своем они оказались прекраснейшими солдатами, надежными руководителями в будущем, но на первых порах у них не хватало опыта, поэтому они могли занимать только низшие командные посты, в лучшем случае – взводного, в самых редких случаях – ротного командира. Было много случаев, что товарищи красные офицеры, проведя некоторое время на командном посту, обращались с просьбой, чтобы им разрешили в течение нескольких недель сражаться в качестве рядовых бойцов. Это были честнейшие работники, но без боевого опыта. Бывшие унтер-офицеры, прошедшие через инструкторские курсы, имели перед ними огромное преимущество, потому что обладали боевым опытом. В общем и целом красные офицеры – это прекрасный материал, который за эти три месяца уже успел выделить из себя много хороших молодых командиров.

Старые кадровые офицеры, которые были мобилизованы в значительном числе, из своей среды выделили многих добросовестных работников и опытных командиров. Я не называю, по понятным причинам, чисел, но скажу, что тысячи и тысячи начальников и командиров – низших, средних и высших – вышли из этой среды, и на наших новых фронтах доблестно и самоотверженно боролись наряду с красноармейцами. Это особенно сказалось в тех армиях, которые были лучше организованы, крепче сплочены. Там никто не спрашивал: «был ли ты в старой армии офицером или ты – красный офицер, или ты вышел из солдатской среды или из партизанов?» Там боевое слияние произошло целиком.

Перелом в настроении лучших элементов старого офицерства произошел постепенно. Оно долго жалось, сомневалось, что такое Советская власть, оно находилось под влиянием буржуазных газет, которые трубили, что Советская власть предает Россию немцам. Они слышали от Милюкова, от Церетели, от всех этих мещанских «авторитетов» ту же клевету о Советской власти и потому колебались, не зная, куда встать, куда пойти… Когда нас окружили кольцом со всех сторон враги, когда, казалось, дни Советской власти были сочтены, старые офицеры перебегали в большом числе на сторону наших врагов, иногда предавали при этом наши части. Мы, разумеется, беспощадно расправлялись с теми, которых ловили. Немало пало из них. Но когда слишком торопливые товарищи говорили: «откажитесь от привлечения офицерства в Красную Армию», мы отвечали: «нет, это ложная мысль, нам знающие работники необходимы, армия не может начать с первой буквы азбуки, когда у нас кругом враги со всех сторон. Не может быть, чтобы среди десятков тысяч старого кадрового офицерства мы не нашли нескольких тысяч честных солдат, которые чувствовали бы себя связанными с рабочими и крестьянскими массами трудовой России и не были бы способны предавать свою страну немецким, французским или английским империалистам». Измены отдельные, хотя и многочисленные, отнюдь не заставили нас изменить в этом отношении нашу политику. И сейчас с полной уверенностью можно сказать, что эта политика привлечения наиболее честных и свежих элементов старого офицерства для постройки нашей армии и для оперативного руководства ею оправдала себя целиком.