Чаща - [4]

В тот последний вечер чувства мои ничуть не изменились. Мы с Касей доели свои каштаны. Солнце село, костерок догорел, но мы задержались на полянке до тех пор, пока не потухли последние угли. Ведь поутру путь нам предстоял совсем близкий. Праздник урожая обычно устраивали в Олыпанке, но в год выбора — всегда в одной из деревень, где жила хотя бы одна из девушек, чтобы семьям не так далеко было ехать. А в нашей деревне жила Кася.

На следующий день, надевая новое зеленое верхнее платье, я ненавидела Дракона еще сильнее прежнего. Мать дрожащими руками заплела мне косу. Мы все знали, что выбор падет на Касю, но все равно боялись. Я подобрала юбки повыше и как можно осторожнее забралась в телегу — дважды удостоверившись, что зацепиться тут не за что, и позволив отцу подсадить меня. Я вознамерилась расстараться как никогда. Я знала — все бесполезно, но пусть Кася знает: я люблю ее так сильно, что хочу дать ей шанс. Я не собиралась представать перед Драконом сущим чучелом, и уж тем более сутулиться или изображать косоглазие. Девушки иногда прибегали к подобным трюкам.

Мы собрались на деревенской общинной лужайке — и все одиннадцать девушек выстроились в ряд.

Пиршественные столы расставили прямоугольником: они чуть не подламывались, потому что на самом-то деле были недостаточно велики, чтобы вместить дань со всей долины. Все жители деревни столпились позади столов. Мешки с пшеницей и овсом были сложены пирамидами на траве по углам. На лужайке стояли только мы, с нашими семьями и старицей Данкой. Она нервно расхаживала взад-вперед перед нами, и губы ее беззвучно шевелились: она репетировала приветственную речь.

Остальных девушек я почти не знала. Они были не из Дверника. Все молчали, все чувствовали себя неловко в парадных платьях, с заплетенными волосами; все не спускали глаз с дороги. Дракон еще не показался. В голове моей бродили дикие фантазии. Я представляла себе, как заслоню собою Касю, едва Дракон появится, и скажу ему: «Забирай меня!» — или так прямо и заявлю ему, что Кася к нему не хочет. Но я понимала: ни на то, ни на другое смелости мне недостанет.

И тут Дракон появился — страх, да и только! Прибыл он вовсе не по дороге, а просто взял да и вышел из воздуха. Я как раз смотрела в нужную сторону: сперва из ниоткуда показались пальцы, затем рука, нога и половина человека — это было настолько немыслимо, настолько неправильно, что я даже отвернуться не смогла, хотя желудок мой складывался гармошкой. Остальным повезло больше. Они его даже не замечали — до тех пор, пока Дракон не шагнул к нам; тут-то все так и вздрогнули от изумления, хотя и попытались сделать вид, что ничего такого не происходит.

Дракон не походил ни на кого из наших. Ему давно полагалось состариться, поседеть и сгорбиться — ведь он прожил в своей башне целых сто лет, — а он был высоким, стройным, безбородым, с гладкой кожей. Столкнувшись с ним на улице, я бы приняла его за юношу немногим старше себя: за одного из тех, кому я могла бы поулыбаться через праздничный стол, кто мог бы пригласить меня потанцевать. Но в лице его ощущалось что-то неестественное: в уголках его глаз затаились морщинки, как будто годы его затронуть не могли, а вот усталость — да. Никто не назвал бы это лицо некрасивым, но от него веяло холодом — и потому оно казалось неприятным. Все в Драконе словно говорило: я не такой как вы, и не хочу иметь с вами ничего общего.

Само собой, разодет он был богато; его парчовый жупан стоил столько, что на эти деньги целая семья могла бы кормиться весь год (и это даже без золотых пуговиц). Но он был так тощ, словно на полях его случался неурожай три года из четырех. Он держался чопорно и неприступно и прямо-таки вибрировал энергией, как настороженный охотничий пес, — похоже, ему не терпелось поскорее отбыть. Это был худший день в нашей жизни, но он не имел к нам снисхождения, мы, видно, его только раздражали, и когда наша старица Данка поклонилась и промолвила: «Господин, позволь представить тебе этих…» — Дракон перебил ее: «Да, давайте уже приступим».

Теплая рука отца легла мне на плечо: встав рядом со мною, отец поклонился. С другой стороны мать крепко стиснула мою ладонь. Они неохотно отошли назад вместе с остальными родителями. Все одиннадцать девушек непроизвольно придвинулись друг к другу. Мы с Касей стояли почти в самом конце шеренги. Я не смела взять ее за руку, но я стояла так близко, что наши плечи чуть соприкасались. Я не сводила глаз с Дракона и ненавидела его всей душой — о, как ненавидела! — пока он шел вдоль ряда и приподнимал лицо каждой девушки за подбородок, чтобы рассмотреть получше.

Ни с кем из нас он не заговаривал. Он ни слова не сказал ольшанской девушке рядом со мною — а ведь Борис, ее отец, слыл лучшим коневодом в долине, она щеголяла в ярко-алом шерстяном платье, ее черные волосы, заплетенные в две длинные роскошные косы, были перевиты алыми лентами. Когда очередь дошла до меня, Дракон, нахмурившись, скользнул по мне взглядом — черные глаза что лед, бледные губы поджаты — и бросил:

— Твое имя, девушка?

— Агнешка, — произнесла я, или по крайней мере попыталась произнести. Во рту у меня пересохло. Я сглотнула. — Агнешка, господин, — повторила я шепотом. Лицо у меня горело. Я опустила глаза и обнаружила, что, несмотря на все мои старания, на подоле юбки расползаются три здоровенных пятна: я все-таки умудрилась забрызгаться грязью.