Чаша с ядом - [53]

Он рассказал ей об Адели де Курси и о том диагнозе, который поставила монахиня: смерть от кровотечения при аборте.

– Эта женщина когда-нибудь обращалась к тебе за помощью?

Тусклые глаза Бородатой Люси встретились с его глазами, и, хотя Джон был закаленным и много повидавшим на своем веку человеком, внутренне он содрогнулся и вспомнил те россказни о ведьмах, которыми мать потчевала его в детстве.

– Опишите ее мне, – потребовала старуха.

Коронер постарался изо всех сил, и она закивала головой.

– Должно быть, та самая. Высокородные леди попадают ко мне очень редко. Чаще всего мне приходится иметь дело со своими соседями или жителями нижней части города или окрестных деревень. Но такая женщина приходила ко мне месяц или два назад. – Очередной приступ кашля сотряс ее. Потом она произнесла: – Совесть моя чиста, потому что я ничего не могла для нее сделать. У нее случилась двухмесячная задержка, и она была в отчаянии. Я не спросила, почему так произошло, хотя обручального кольца она не носила.

– Ты причинила ей какой-нибудь вред, старая змея? – сурово спросил старуху Джон.

– Нет, те времена давно прошли. Но я дала ей кое-какие травы, алоэ и петрушку, а также пессарии мяты болотной. Она заплатила мне шесть пенсов, да благословенна будет ее память, и ушла.

Гвин вмешался в допрос.

– Тогда откуда тебе знать, что они не навредили ей?

Старуха повернула голову на искривленной шее и одарила его любезным взглядом.

– Потому что она вернулась. Две недели назад она вернулась и сказала, что по-прежнему носит ребенка, поскольку мои предыдущие отвары не дали никакой пользы. Они редко помогают, потому что, если у женщины случается выкидыш на начальных месяцах, это значит, что он все равно бы произошел, рано или поздно. Но иногда мне приписывают то, что свершается по воле Божьей.

– Ей нужно было что-то посильнее?

– Она хотела, чтобы я сделала ей операцию – леди, как и я, знала, что срок беременности был уже слишком большой, чтобы ей помогло простое колдовство.

Джон гневно воззрился на старую женщину. Чувство жалости к ней испарилось без следа.

– И что ты с ней сделала?

– Ничего, сэр. Взгляните на это. – Она подняла руки перед собой. Они тряслись, как листья на ветру. – Кроме того, я почти ничего не вижу, у меня катаракта на обоих глазах. Разве я могу теперь что-нибудь сделать? Я с трудом попадаю в рот, когда мне представляется случай поесть.

Гвин пробормотал на ухо коронеру:

– Если она приходила две недели назад, то вряд ли это случилось здесь, ведь леди истекла кровью вчера.

Джон кивнул и вновь повернулся к старухе.

– Ты клянешься, что ничего не сделала?

– Я сказала ей, что ничем не могу помочь, и она ушла, бедняжка.

Джон пытал ее еще несколько минут, но, похоже, она больше ничего не могла или не хотела рассказать ему. У него осталось чувство, что старуха могла бы поведать ему еще кое-что, но все дальнейшие расспросы ни к чему не привели.

Когда у бородатой женщины начался очередной затяжной приступ кашля, после которого из уголка рта у нее потекла струйка крови, он решил, что на сегодня достаточно, и они, хлюпая по грязи, отправились обратно к относительной цивилизации внутри городских стен.

Глава десятая, в которой коронер Джон защищает серебряных дел мастера

В кои-то веки на Мартин-лейн выдался спокойный субботний вечер. Джон решил, что сегодня ему лучше не заглядывать в «Буш», а посидеть у очага вместе со своей супругой. В камине весело трещали березовые дрова, большую охапку которых Мэри сложила у боковой стенки похожего на пещеру очага.

Тем не менее, атмосферу вряд ли можно было назвать чрезмерно веселой, решил Джон, беспокойно ерзая в кресле и томясь от скуки. Матильда, вознамерившаяся для разнообразия сыграть роль примерной супруги, возилась с шитьем – во всяком случае, распутывала клубки шелковых ниток, которые какая-то из ее приятельниц по церкви Святого Олафа подарила ей для вышивки. Де Вулф скорчился в кресле, той стороне его тела, которая была повернута к огню, было жарко, тогда как другая стыла от холода, потому что по каменному полу гуляли неизбежные при восточном ветре сквозняки. Помимо сооружения дымовой трубы, Матильда настояла и на укладке каменных плит на пол, считая обычные утеплители для пола из соломы или камыша принадлежностью низшего класса.

На улице было темно, хоть глаз выколи, хотя колокол на соборе, стоявшем в нескольких сотнях ярдов от их дома, еще не пробил и шести часов. Снег по-прежнему налетал небольшими порывами, достаточными для того, чтобы выбелить крыши, но слабыми, чтобы укрыть покрытую грязью землю.

Джон выложил все свои новости и замолчал, поскольку сказать ему больше было нечего. Матильда выслушала его отчет о безрезультатном визите к Бородатой Люсиль с презрительной миной, которая должна была засвидетельствовать ее неодобрительное отношение к тому, что он якшается с простолюдинами.

Чтобы убить время и развеять скуку, он взялся за выпивку больше обычного. После кварты эля за ужином он откупорил каменную флягу с вином Эрика Пико, сломав восковую печать и вытащив острием кинжала деревянную пробку. Его супруга снизошла до того, что позволила налить себе маленький стаканчик, который стоял почти нетронутым рядом с ее креслом, а вот коронер набросился на красную жидкость с мрачным ожесточением. Постепенно под влиянием спиртного язык у него развязался, и он набрался пьяной смелости вернуться к теме, на которую ранее Матильда наложила вето.