Чаша отравы - [21]

Жаров меньше всего ожидал увидеть такую картину. То есть он, конечно, понимал, что Беляков здесь полновластный хозяин... впрочем, далеко не только здесь... И что простой подполковник без каких-либо привилегий отнюдь не является тем человеком, перед которым всесильному начальнику КОКСа следует соблюдать элементарный такт. Лихорадочно соображая, как на это реагировать и реагировать ли вообще, он, в первые несколько секунд ошарашенный и нескромно уставившийся прямо в лицо девочке, наконец, инстинктивно отвернулся, принявшись демонстративно глядеть куда-то вдаль, на ухоженный густой газон в английском стиле, охватывающий практически весь обширный придворцовый участок. Будто главный герой перестроечного кинофильма, который наткнулся на работавшую в костюме Евы секретаршу, до необычного и вызывающего вида которой никому из снующих вокруг заводских коллег не было никакого дела.

— А-а... — Беляков, наконец, счел нужным хоть как-то прокомментировать. — Это Катюша, моя лоли. — И похлопал своей массивной пятерней по плечу улегшейся рядом с ним девочки. — Катюша, это Алексей, мой подчиненный.

«Как он сказал? — подумал Жаров. — Лоли»?

Переспрашивать и тем более пытаться узнавать подробности он, разумеется, не стал, будучи уверен, что расслышал и понял правильно слова генерала. Да, именно этим жаргонным термином всё это... вот это всё подобное... и называется. Американская элита к этому, кстати, тоже дышит неровно — в период победных для Трампа выборов его соперники-демократы вляпались в нешуточный, но быстро замятый скандал — какого-то устроителя этой схемы пришлось даже убрать прямо в тюрьме как ненужного свидетеля...

Лоли подняла головку с груди Белякова, привстала, потянулась к столику и принялась живо уплетать за обе пухленьких щечки тарталетки с икрой.

— Ну, давай, беги поплавай, нам вдвоем надо поговорить о серьезных вещах, — Беляков отправил девочку в бассейн, по-хозяйски приложив ладонь к ничем не прикрытой упругой девичьей ягодице — то ли слегка шлепнув, то ли грубо погладив.

Послушно припустив, сверкая пятками, лоли подбежала к бассейну и рыбкой скользнула в воду, после чего с явным удовольствием принялась в ней плескаться, уверенными тренированными движениями нырять, увлеченно туда-сюда плавать самыми разными стилями — на животе, на спине, по искрящейся солнечными бликами синеватой поверхности и в глубине под водой...

— Так, Леша, на чем мы остановились? — произнес генерал армии. — А... На том, что ты на своем месте. Каждый из нас на своем месте. Это закон нашего общества, общества, в котором мы все живем. Общества, за стабильное и незыблемое существование которого мы с тобою отвечаем, — наставительно подчеркнул Беляков. — А что это значит? — задал он риторический вопрос.

Жаров внимательно, без лишних слов, слушал. Возникло и усиливалось какое-то гнетущее, безнадежное ощущение. К тому же усугубленное тем, что он здесь видел.

— Леша, мне очень, поверь мне, очень жаль, если за сорок лет жизни ты так не и понял, не воспринял фундаментального принципа, который лежит в основании любого нормального общества, в том числе и нашего. Что ж, мне не жалко тебе его озвучить и разъяснить. Вот что гласит сей принцип. Есть люди наверху — которые держат в своем ведении, в своем владении все относящиеся к обществу блага, распоряжаются ими — и так же распоряжаются действиями и судьбами остальных людей, тех, кто внизу. Тем же, кто внизу, выпало проводить в жизнь волю и замыслы тех, кто наверху. Благодаря этой концентрации всеобщих ресурсов, прав и полномочий в одних руках, в узких кругах владетелей, общество и крутится, и работает, и развивается как сложная, высокодифференцированная система. Где у каждого своя роль, свой участок ответственности. Повторяю: у высших есть непреложное, монополизированное право на принятие решений, касающихся широких слоев общества, судеб всех людей, а не только самих высших и их семей. Потому что решение в конечном итоге может быть только одно — иначе всем будет непонятно, что вообще делать и кого слушать.

Генерал армии несколько секунд внимательно смотрел подполковнику в глаза, наставительно подняв вверх указательный палец.

— Да, высшие действуют прежде всего исходя из личных интересов, — продолжал Беляков, словно в чем-то оправдываясь. — Но, во-первых, именно эта возможность и служит тем стимулом, который побуждает людей постоянно стремиться всё выше и выше, конкурировать за право решать не только за себя, но и за многих других — таким способом вычленяются наиболее цепкие и приспособленные люди и ассоциации, способные эффективно вести за собой. А, во-вторых, это — универсальный критерий успеха и такого человека, и его группы, и выбранной стратегии. Чем большего могущества и личного — да, самого что ни на есть личного, эгоистического, благосостояния удалось достичь, пусть и за счет других, — тем очевиднее окружающим, что именно это действующее и решающее лицо — тот, кого надо слушать. Это и есть авторитет, оцениваемый по единой шкале — простой, одномерной и универсальной. Как раз для этого, а не только ради личного наслаждения и релакса высших людей работает механизм так называемого статусного потребления. Понимаешь, о чем я?