Чаша отравы - [13]

Киев, 30 ноября 2013 года

Был поздний вечер. Из окна вип-апартаментов в отеле «Украина», как на ладони, просматривалась площадь Независимости.

«Евромайдан» бурлил. Там постоянно шло какое-то оживленное движение. После произошедшего в предыдущую ночь «зверского избиения» бойцами «Беркута» «мирных протестующих» массовая акция за «евроинтеграцию» вспыхнула с новой силой. Счет собравшимся в центре столицы шел, по меньшей мере, на десятки тысяч. Требования радикализировались: если раньше «сознательная общественность» хотела безусловного подписания соглашения с Евросоюзом, то теперь — отставки правительства и президента.

В номере сидели двое — Андрей Беляков и Уильям Бутчер. Пожилой американец явно устал после напряженного дня, наполненного многочисленными встречами и совещаниями с участием контролируемых правительственных чиновников и генералов силовых структур, представителей бизнес-олигархата и ведущих оппозиционных политиков, руководителей крупных СМИ и лидеров общественного мнения.

— Ну что, Эндрю? Видишь? Гляди — так вершится история! — пафосно произнес Бутчер, расслабленно развалившись на роскошном диване и потягивая виски со льдом.

Беляков промолчал. Было заметно — да никто этого и отрицал — что происходящее здесь ему явно не нравилось.

— Это — партия, — продолжал американец. — Это настоящая шахматная доска. Мы повелеваем множеством самых разных фигур. От королей и ферзей до пешек. За доской же — гроссмейстер, твой покорный слуга.

Билл подлил себе в бокал еще виски из бутылки, кинул туда несколько кубиков льда и продолжил:

— Итак, Эндрю, как я тебе и говорил в Лондоне полтора года назад, начинается война. Теплая война. Мы окончательно забираем себе Украину. Нет, не ради ее богатств — как ты, думаю, прекрасно понимаешь. То, что нам требуется, мы и так добываем здесь на выгодных нам условиях. В наших глобальных интересах закрыты или закрываются все ее оставшиеся от советских времен высокотехнологичные отрасли, а наиболее талантливые специалисты давно обрели вторую родину у нас. Украина нам нужна как средство давления на вас. Точнее, средство воспитания. Ибо наши позиции по поводу того, кто кому чего должен, в последние годы, увы, явно стали расходиться всё сильнее. Если вы более-менее очухались от разболтанности и неразберихи девяностых, если вы процесс элементарного становления молодого национального государства расцениваете как великую победу и, соответственно, основание для того, чтобы заставлять нас ускоряться под ваши... как вы говорите — хотелки? То вы, друг мой, несколько заблуждаетесь.

— Что значит «заблуждаемся»? — недовольно буркнул генерал армии. — Когда много десятилетий назад заключалась договоренность — вы с одной стороны, и Экселенц, светлая Ему память, с Отцами, с другой, то было принципиально решено — добровольное сворачивание противоестественного строя в обмен на включение высших людей Ордена в глобальную высшую лигу. Да, детали, дорожную карту досконально не прописали — и это, как я понимаю, дает вам повод трактовать нюансы в свою пользу. Но, по-моему, тут всё достаточно однозначно... Так где же это?

— И поэтому вы решили заартачиться? Увидели, что Китай потихоньку, не слишком афишируя, отбивается от рук. Не сейчас, а потенциально. Ваяет свой проект, отличный от нашего общего глобального. Да, не лезет пока на рожон, но явно готовится у себя внутри. И вы решили дать нам понять, что... как бы это сказать... не станете солидарно с нами доносить до Пекина наше единое глобальное мнение о нежелательности подобных поползновений. Раскусили-таки, что сейчас для нас наиболее критично. Поняли, что у вас именно тут «золотая акция» — благо, смежная территория и военная мощь. Ну и пошло-поехало. Даже заигрывать с китайцами начали. Понятно, что только делаете вид, а адресатом являемся мы — но тем не менее...

Бутчер помолчал, пристально глядя в глаза Белякову. Тот тоже смотрел и ничего не говорил.

— Но это неверная стратегия, дорогой мой друг, — сказал американец тоном учителя, отчитывающего школьника за невыученный урок. — На нас таким способом оказывать давление бесполезно. Мы всё равно одержим верх — а ваши позиции по итогам спора скукожатся. Даже не потому, что мы подавляюще сильны. А потому, что источник вашего благосостояния, благоденствия ваших владетелей — это мы! Мы! И дело не в том, что вы кормитесь за счет внутренних богатств России, дарованных ей природой и введенных в хозяйственный оборот трудом нескольких поколений, сотен миллионов людей. А в том, что мы — источник смыслов, легитимизирующих вас. Мы — этот кладезь. И другого не будет. Скажу больше. Мы вас породили. И вы в известном смысле — часть нас самих, плоть от плоти нас. Потому что вы — это уже много десятилетий мы все! Вы сами выбрали этот путь — вы сами отреклись от пылающей альтернативы, которая, не скрою, была для нас чудовищным кошмаром, начиная с проклятого семнадцатого года. Сами, всё сами. Никто не заставлял вас, не вербовал, не шантажировал, никто не приставлял к вашему виску пистолет. Это вы к нам пришли, а не мы к вам! Да, Эндрю, ты был тогда мальчиком, сидящим за школьной партой. А я студентом в Йеле. «Череп и кости» — знаешь ведь? Эх, молодость, молодость, где ты?.. Ну, так вот. В любом случае, вы всё понимаете, и у вас не хватит духу нам принципиально перечить... Это, — Бутчер повел рукой в сторону Майдана, — даже не столько аргумент, месседж в адрес вас как коллективных владельцев России. Это — великое преображение механизма, задающего должную динамику в отношениях, в которые вовлечена ваша страна в целом. Механизма, определяющего ее место, ее функции, ее обязанности на глобальном поле и отведенные ей рамки.