Чаша кавалера - [62]

— Потому что я старик, — ответил Г. М. — Вся моя жизнь была посвящена разгадке таких фокусов и «чудес».

— Пожалуйста, можно я попробовать?

— Нет, сынок. Потому что вы все еще не понимаете, к чему это ведет. Все это вы должны были совершить, если бы вам требовалось проделать фокус только с запертой комнатой. Но нашему другу была нужна оконная панель с надписью, ради которой он и придумал весь свой план…

— Да, — прервал конгрессмен Харви, — и вот тут-то все пошло не так, как надо! Я сделал первую попытку в ночь со среды на четверг, когда здесь остался Том. Конечно, ты можешь догадаться, что Дженнингс приготовил для меня точный дубликат этой панели, того же размера вплоть до долей миллиметра и с точной копией надписи сэра Бинга Родона. Это была лучшая подделка Дженнингса.

Но труднее всего ему было не подделать почерк, а раздобыть кусок стекла, которое могло бы сойти за оригинал…

— Ой! — Г. М. повернулся к синьору Равиоли. — Гарибальди!

— В чем дело?

— Помните, что Дженнингс говорил Тому и Вирджинии днем? «Вы понимаете, в чем моя трудность, сэр и мадам. — Г. М., никогда ничего не забывавший, цитировал слово в слово. — Это то же самое, что с банкнотами. Сложность не в гравировке, а в бумаге. Нужно найти точную копию, иначе ничего не выйдет. Копия была в этом доме, только в другой его части — вы никогда не догадаетесь где, — и я ее раздобыл». Том и Вирджиния думали, что Дженнингс свихнулся, но…

— Он говорить о стекло! — воскликнул учитель музыки.

— Я едва не умер, — отозвался конгрессмен. — В ночь со среды на четверг я освободил три стороны панели — как ты говорил, Генри, — просунул руку в отверстие, повернул ручку и открыл окно. Но каждую секунду я боялся, что стекло треснет. Я не хотел использовать бензиновую паяльную лампу — мне нужна была электрическая, которой пользуются в радиомастерских. Помимо того что она бесшумная, такая лампа дает более мощную и в то же время более узкую струю пламени, которая практически не видна. Тогда бы стекло не могло треснуть, и…

Синьор Равиоли задрожал от возбуждения:

— Вот почему невежественный говорить, что он знает, так как у его брата есть радиомастерская!

— В яблочко, сынок, — одобрил Г. М. — Но пусть он признается дальше!

— Но такой лампы у меня не было, — вздохнул мистер Харви. — А если бы и была, необходима электрическая розетка, чтобы включить ее, а снаружи дома розетки, естественно, отсутствовали. Но дело было не только в этом.

Полное признание явно облегчало ему душу.

— Даже пробираясь в комнату той ночью, я думал: «Это не то же самое, что ограбить Британский музей или Библиотеку Конгресса. Это просто грязный трюк в отношении моей дочери и ее мужа. Заменить панель будет не так легко, как войти и выйти из якобы наглухо запертой комнаты. Может быть, мне вовсе это не удастся. А если стекло треснет и историческая реликвия погибнет навсегда, Джинни и… Джинни никогда мне этого не простит».

Я боялся оставить на окне улики, несмотря на использование грязи. Как ты сказал, я действительно их оставил. А чтобы отвлечь внимание от окна, я вытащил из кармана Тома ключ от сейфа и достал Чашу Кавалера. Совесть не давала мне покоя. Выскользнув наружу и запечатав окно, я решил больше никогда не пытаться украсть панель.

— Вы не делать этого снова? — уставился на него синьор Равиоли.

— Я дорожу своей репутацией и покоем семьи.

— Тогда почему вы пытаться опять? То, что вы огреть коп дубинкой, никого не касаться. Прекрасный джентльмен! — выразил одобрение учитель музыки. — Но зачем вы снова пытаться прошлая ночь?

Мистер Харви колебался. Впервые в его зеленых глазах мелькнуло выражение, присущее человеку, загнанному в угол. Но он с достоинством выпрямился и скрестил руки на груди.

— Полагаю, такие вопросы мы должны адресовать покойному доктору Фрейду. Несомненно, какой-то иррациональный импульс…

— Иррациональный импульс у тебя в заднице, — прервал диалог вульгарный Г. М. — Сказать, почему ты это сделал?

— Будь осторожен, Генри!

— В четверг, сынок, ты узнал, что тебе не нужно возвращаться в Штаты…

— Говори не «в Штаты», а «в Америку»!

— Канада тоже в Америке, сынок, а помимо Северной Америки существует еще и Южная. Как бы то ни было, ты не должен был возвращаться. И чего же ты добился своей маленькой эскападой? Ты заставил своего зятя верить, что он наполовину свихнулся, пробудив давно таящийся у него в голове абсолютно необоснованный страх. Ты внушил ему мысль, что он может свихнуться окончательно. Твоя дочь была в панике, а Том и того хуже. Но Вирджиния говорила нам, что ты очень любишь своего зятя…

— Я? Люблю британца? Это уж слишком! Не знаю, о чем ты!

— Позволь мне продолжать, сынок.

— Ладно. Но если ты думаешь…

— События приняли совсем скверный оборот в пятницу, когда — против твоего желания, как ты сам признал в моем присутствии в саду Крэнли, — Вирджиния обратилась в Скотленд-Ярд. Сынок, я не верю, чтобы кто-то когда-нибудь дурачил вполне благонамеренную особу таким изощренным способом, как Мастерс — твоего зятя.

Если ты вспомнишь сцену в саду в пятницу вечером, то не сможешь этого отрицать. Я был там, когда Мастерс вежливо успокаивал вас: «Я не верю, что лорд Брейс свихнулся, — просто он немного со странностями, как моя тетя». Ты был так расстроен, что Мастерсу пришлось коснуться твоего плеча и добавить: «У вас нет причин так огорчаться из-за этого, сенатор Харви». Но причина была.