Чаша и крест - [8]

— Я прибыла сюда вовсе не для того, чтобы справляться об урожае, — резко возразила матушка.

— Тогда для чего же?

Матушка посмотрела на меня:

— Моей дочери в последнее время сильно нездоровится. И если бы я узнала, что делать… какое будущее ждет мою девочку…

— Мама, не надо, — в ужасе перебила ее я. — Ведь кузен Генри строго-настрого запретил нам иметь дело с предсказателями, особенно после того, как герцога Бекингема…

— Помолчи, — оборвала меня матушка. — Это не одно и то же.

В дверь постучали, в комнату снова вошла сестра Анна.

— Сестра Элизабет просит передать, что она хочет видеть девушку по имени Джоанна, — пролепетала старушка.

— Ты рассказала ей о наших гостях? — строго спросила настоятельница.

Сестра Анна отрицательно покачала головой. Монахини переглянулись. Обе были явно озадачены.

Но матушка ничего не заметила.

— Вот видите! — торжествующе заявила она. — Прошу вас, немедленно проводите нас к сестре Элизабет!

Сестра Анна склонила голову:

— Простите меня, леди Стаффорд, но сестра Элизабет сказала, что собирается побеседовать с Джоанной с глазу на глаз. И то лишь в том случае, если девушка сама захочет этого, по своей доброй воле, а не по принуждению.

— Но я совсем не хочу ее видеть, — запротестовала я.

Мать взяла меня за плечи. Лицо ее пылало. Я боялась, что она сейчас расплачется.

— Хуана, прошу тебя, ты должна пойти к ней. Por favor.[4] Ты лишь спроси у нее, что нам делать дальше. У сестры Элизабет особый дар, она умеет видеть будущее. Только она может дать нам правильный совет. Доченька, пойми, у меня нет больше сил бороться с этим ужасом самой. Совершенно не осталось никаких сил.

Я прежде и не предполагала, насколько матушку тревожил мой духовный недуг. Видно было, что она по-настоящему страдает, и сердце мое преисполнилось раскаяния. «Хорошо, — решила я, — будь по-твоему: я пойду к этой странной молодой монахине. Но визит мой долго не продлится, вопросов у меня к сестре Элизабет совсем немного».

Еще о чем-то пару минут пошептавшись с сестрой Анной, настоятельница жестом пригласила меня следовать за ней.

Филиппа Джонис довела меня обратно до входных дверей, а потом мы пошли по другому, едва освещенному коридору. Шагая за настоятельницей, я смотрела ей в спину и думала о том, насколько все-таки движения этой женщины гармоничны и грациозны, как она не похожа на дам моего круга. Движения монахини не были рассчитаны на то, чтобы привлечь к себе внимание мужчины, вызвать его восхищение, возбудить в нем желание. Ее грация рождалась чистотой и простотой, а каждый жест был предельно рационален.

Еще я думала, о чем буду говорить с сестрой Элизабет Бартон и как мне лучше вести себя, чтобы не нарушить приказ лорда Генри Стаффорда, моего кузена и главы нашего семейства. Дело в том, что основанием для ареста моего дяди, герцога Бекингема, послужило сильно искаженно — поскольку оно постоянно передавалось из уст в уста — пророчество одного бродячего нищенствующего монаха. На суде дядюшке предъявили обвинения в государственной измене, якобы он в нарушение всех законов хотел узнать будущее: долго ли осталось жить Генриху VIII и будут ли у него законные наследники. Разумеется, судьи утверждали, что Бекингем интересовался этим не из простого любопытства, но чтобы организовать заговор с целью самому захватить трон. В результате дядюшку казнили, так что не стоит удивляться, что осторожный и осмотрительный Генри, его сын и мой двоюродный брат, не уставал повторять: впредь никогда и ни при каких обстоятельствах ни один из членов нашего семейства не должен иметь никаких дел с любыми пророчествами. И кстати, мой отец был полностью согласен с племянником. Не в пример своей супруге он почему-то всегда испытывал необъяснимую неприязнь и даже отвращение ко всякого рода провидцам, пророкам и предсказателям, равно как и к ведуньям, колдунам, магам и чародеям. Впрочем, от матушки моей он отличался не только этим.

Настоятельница негромко постучала в дверь. Она явно пребывала в нерешительности и недовольно хмурилась. Потом все-таки открыла дверь, и мы вошли.

Келья оказалась совсем крохотной, у нас в замке такого размера были комнаты для слуг. Посередине, спиной к нам, прямо на полу кто-то сидел. Окон в келье не было. Фигуру освещали лишь две свечки, расположенные по обе стороны от двери.

— Сестра Элизабет, вы придете на вечернюю службу? — спросила настоятельница.

Та, не оборачиваясь, молча кивнула.

— Я скоро вернусь, — сказала мне настоятельница и жестом дала понять, чтобы я подошла к сестре Элизабет ближе.

Я сделала шаг вперед. Настоятельница закрыла за собой дверь.

На сестре Элизабет было точно такое же черное одеяние, как и на остальных монахинях. Она продолжала сидеть не оборачиваясь. Мне стало не по себе, словно я была здесь лишней. Медленно ползли тягучие минуты.

— Ветер очень сильный, но дождя он не принес, — вдруг прозвучал звонкий молодой голос.

— Ваша правда, сестра, — отозвалась я и облегченно вздохнула: наконец-то она заговорила. — Дождя совсем не было, ни единой капельки.

Но уже через секунду удивленно подумала: откуда Элизабет Бартон известно, что сейчас творится снаружи, ведь в ее келье нет окна. Впрочем, возможно, ей об этом сообщила какая-нибудь другая монахиня. И мое имя она узнала точно так же: ну хоть от того же доктора Бокинга, с которым переписывалась моя матушка. Признаться, я ни капельки не верила, что эта Элизабет и впрямь обладает какими-то сверхъестественными способностями. Несмотря на всю свою набожность, в подобных вопросах я придерживалась прагматических воззрений отца.