Чаша гладиатора - [32]

— Как в смысле рыбохозяйства на водохранилище будет? — Это спросил один из стариков в мундире почетного шахтера.

— Можно ли рассчитывать, что предприятия Сухоярки — все, словом, хозяйство — будут включены в общее энергокольцо? — Про то спросила полная коренастая девушка с тугими длинными косами.

— Будет ли свой театр в Сухоярке? И какой? Хорошо бы — музыкальная комедия! — спросил парень, одетый в куртку с застежкой-«молнией».

И тут все зашумели:

— А драматического тебе что, не надо?

— Ты без музыки и в театр не пойдешь?

— Кстати, — спросила седая женщина в толстых очках, — что слышно о новом помещении для музыкальной школы? Теперешнее уже тесно.

— А как со строительством холодильника?

Что-то затянулось, — спрашивали из зала. — А солонина вот уж где сидит!

Спрашивающий стукал себя ребром ладони под горло.

— Планируется ли расширение сети шахтерских профилакториев? — раздавался вопрос из другого угла зала.

На галерее встал парнишка в форме («Из горнорудного училища», — пояснил Богдан) и, прежде чем спросить, заранее уже залился краской так, что девчонки рядом с ним начали фыркать друг дружке в плечо, отворачиваясь… У мальчонки был какой-то странный двойной голос. Он то говорил низким басом, то вдруг сбивался чуть ли не на фистулу.

— Прошу сказать, — начал парнишка густым голосом, — будет ли атомная энергия, — тут он вдруг соскочил с баса на дискант, — применяться в местных условиях на угледобыче. И как стоит вопрос с подземной, — он сошел на басы, — газификацией угля? А также с гидродобычей?

— Слыхал?! — Богдан восторженно ткнул локтем в бок Незабудному. — Видал, как соображает! Надо мне его будет заприметить. Ишь ты, верещит и пиликает, как дудка, а котелок варит.

Потом, когда на все вопросы даны были ответы, старики стали обступать Незабудного. Кто сразу узнал и продирался через ряды к приезжему, а кто сперва всматривался, а потом только начинал припоминать, кто перед ним.

— Артем?! Будь ты неладен! Чтоб тебя разорвало!

— Здоров, Незабудный! Недаром так тебе фамилия. Не забыл, старый. Повертался.

И каждый из стариков, проталкиваясь к Артему, еще издали здоровался:

— О-о-о, бедолага! Мы думали, совсем ты от нас отломился, Артем.

— День добрый, старый чертяка!

Старики, сгрудившись вокруг Незабудного, громко крякали, утирали усы, лобызались с Артемом Ивановичем и крепкими еще кулаками били чемпиона в плечо и в грудь, в которой только гудело что-то от этих ударов, способных бы с первого же раза повалить любого другого человека.

Большинство из них помнил и узнавал сейчас Незабудный. Вот могучий Павло Лиходий, глава целого рода прославленных забойщиков. Вот веселый юркий Микола Семибратный. Жив еще старик, не сдается. Подошел и Макар Залепуха, а с ним Максим Халилеев и Никита Перегуд. Все это были крепкие, двужильные старики. Трудовые и партизанские медали красовались на их мундирах с голубыми стоячими воротниками — на мундирах почетных шахтеров. Вот какие это были деды! Да и отцы они были удачливые. Едва расспросив Незабудного о том, как его здоровьичко, как доехал, все стали хвастаться успехами своих детей. Да и было чем похвастаться перед приезжим. У одного сын уже был где-то директором завода, а другой командовал за инженера на большой шахте. У этого дочь стала известной балериной и выступает сейчас в Ленинграде, в Академическом театре. Вон она какая краса-кралечка на фотографии. Юбка, правда, малость коротковата, но это уж у них такое заведение, непременный фасон. А четвертый достал из кармана письмо сына, который был в Москве заместителем министра по угольной части. И с завистью слушал рассказы этих удачливых отцов, полные чадолюбия и родительского бахвальства, навеки уже бездетный и вчера еще бездомный Артем. Ведь и с Пьером у него что-то не складывалось как надо. Не получался из Пьера Петька. Очень уж французистый был паренек.

— Что толку-то в стоячку да под сухую! — сказал старик Лиходий. — Пошли, браты, в буфет.

И Артема Незабудного повели в уютный зал, где люди толпились у стойки, блиставшей всеми традиционными ресторанными дарами. А над стойкой он увидел старые часы с кукушкой. Да, это были те самые часы, что висели когда-то в трактире, который так и звался «Подкукуевка», или «Кукуй». Давно уже, видно, кукушка не отсчитывала часов. Где ей было угнаться за новыми временами. Она так и застряла в окошечке своего домика, вытаращила глаза, раззявив беззвучно клюв. Откуковала, видно, свое зозуля и теперь молча уставилась из своего окошка на новую эпоху.

Но здесь, в буфете Дворца шахтера, по-прежнему встречались вечерами вышедшие на пенсию, но еще пошумливавшие старики шахтеры.

Сдвинули столики. Артема Ивановича усадили на почетное место, в центре. И пошел большой, хороший разговор.

— Так, — сказали старики и выпили все враз. — Значит, вотрь сянте, говоришь? Ну, нэхай так. Сянте так сянте. Будем здоровы!

Хорошо. Значит, выпили по-французски. «Вотр санте. Ваше здоровье!» По-немецки уже пили: «Прозит!»

Теперь все налили себе кружки сызнова.

— Ну, в Италии, чай, был? — спросил старик Залепуха. — Давай же выпьем тогда и под итальянский разговор. Это как будет?