Еще дома, на северо-востоке, он скопил деньги и вырвал хороший зуб, чтобы заменить его золотым. С золотым зубом он чувствовал себя уверенней в жизни. Олимпико не знал, что такое стыд. Таких на северо-востоке называют «бесстыжий кабра»[6]. Но мало кто знал, что он был художником: в часы досуга он вырезал фигурки святых, и они были такие красивые, что он ни за что не хотел их продавать. Однажды с необыкновенной тщательностью, не опуская ни одной детали, он вырезал фигуру Иисуса Христа. Христос получился как живой, ну прямо как Олимпико, только без золотого зуба.
Олимпико интересовался общественной жизнью. Он обожал слушать по радио политические дискуссии. Этим были заняты его мысли. Еще в Параибе он садился прямо на пол и размышлял вслух. Его голос звучал резко и одиноко:
— Я очень умный и когда-нибудь стану депутатом.
Разве он не прирожденный оратор? Его музыкальный голос, его неистощимое красноречие будто специально созданы для того, чтобы, убеждая и приказывая, вести за собой толпу. В будущем, которое выходит за пределы моего повествования, не станет ли он и в самом деле депутатом? И окружающие будут называть его «доктор».
Макабеа действительно была фигурой средневековой, тогда как Олимпико де Жезус может считаться отмычкой, открывающей любые двери. В Макабее не было ничего искусственного, она была просто сама собой. Нет, прочь сантименты, не нужно никакого сочувствия к этой девушке. Должен, однако, заметить, что Макабеа не получила в своей жизни ни одного письма, и к телефону в конторе приглашали только шефа или Глорию. Однажды она попросила Олимпико позвонить ей. Он сказал:
— Зачем? Чтобы выслушивать твои глупости?
Когда Олимпико сказал ей, что станет депутатом от штата Параиба, Макабеа от удивления разинула рот и подумала: а когда мы поженимся, я стану депутаткой? Ей совсем этого не хотелось, потому что «депутатка» было похоже на неприличное слово. (Как я уже говорил, история эта проста, в ней нет высоких понятий и глубоких размышлений. Возможно, когда-нибудь я вернусь к ним, даже к сентенциям о боге, но сейчас я должен закончить историю Макабеи, иначе я сойду с ума.) Редкие разговоры влюбленных касались фариньи, вяленого мяса, рападуры[7] и меладо[8]. Это было их общее прошлое, и они уже забыли горечь своего детства, потому что детство, когда оно прошло, всегда кажется сладостным и не отпускает от себя. Они были очень похожи на брата и сестру, а это значит — я только сейчас понял это — что они не могут пожениться. Но я не знаю, догадываются ли они об этом. Поженятся они или нет? Даже этого я не знаю, знаю только, что они были невинны и почти не отбрасывали тени.
Нет, вру, теперь я вижу все: он ни в коей мере не был невинным, хотя и был жертвой этого мира. В нем росло, как я понял сейчас, неистребимое семя зла, оно питало его желание отомстить и давало ему жизненную силу, ту самую, которой не было у Макабеи, не имевшей ангела— хранителя.
В конце концов, что должно случиться — обязательно произойдет, но пока еще ничего не произошло, и эти двое не могут опередить события. Они ищут бесплатное пристанище, например, скамейку на площади. И устроившись, не замечают ничего на свете. И слава богу.
Он: Не сумеешь чего?
Она: А?
Он: Я больше так не могу. Давай вообще не будем ни о чем говорить, хорошо?
Она: Хорошо, как хочешь.
Он: У тебя вообще нет своего мнения. А у меня оно было всегда. В сертане Параибы нет никого, кто не знал бы Олимпико. И когда-нибудь обо мне узнает весь мир.
Она: Да?
Он: Я тебе говорю. Ты не веришь?
Она: Верю, верю, я не хотела тебя обидеть.
Однажды в детстве она попала в дом, выкрашенный белой и розовой краской, с колодцем на заднем дворе. Ей так понравилось смотреться в него! Это стало ее мечтой: собственный колодец, только для нее одной. Девушка не знала, как можно эту мечту осуществить, и спросила Олимпико:
— Ты не знаешь, можно ли купить яму?
— Слушай, ты все еще не исправилась? Ты что, не понимаешь, что на твои вопросы не существует ответов?
Она склонила голову на плечо, как печальная голубка.
Однажды, когда Олимпико вслух мечтал о том, как он разбогатеет, Макабеа заметила:
— Мне кажется, это только мечты.
— Иди ты к черту со своими замечаниями. Я бы послал тебя еще дальше, не будь ты невинной девушкой.
— Говорят, от забот портится желудок.
— Желудок — это ерунда, я знаю наверняка, что своего добьюсь. Ну а у тебя есть какие-нибудь цели?
— Нет, у меня нет ни одной. Наверное, потому, что я ничего не хочу добиться.
Это был единственный случай, когда она говорила о себе с Олимпико де Жезусом. Она привыкла забывать о себе и не нарушала своих привычек.
— Ты знаешь, в «Радио-Часах» сообщили, что один человек написал книгу «Алиса в стране чудес», он еще был математиком. И еще они говорили об алгебре. Что значит это слово — «алгебра»?
— Это неприличное слово, порядочная девушка не должна его повторять.
— Они часто говорят о «культуре» и произносят другие непонятные слова, например, что такое «электроника»?
Молчание.
— Я знаю, но не хочу говорить.
— Я так люблю слушать, ка капают минуты: тик-так-так-так-так-так. «Радио-Часы» сообщают точное время, объявления и новости культуры. Что значит «культура»?
