Час ведьмовства - [37]

И все же временами Майклу казалось, что Сан-Франциско утратил свои сочные кирпично-красные и охристые тона, а вместо них приобрел унылый цвет сепии. И что небо над городом, такое же тускло-серое, притупляет все эмоции.

Даже прекрасные здания, которые он реставрировал, иногда казались не более чем сценическими декорациями, лишенными подлинных традиций, – хитроумными ловушками, предназначенными для имитации никогда не существовавшего прошлого и призванными вызвать ощущение прочности бытия в людях, живущих одним днем и панически боящихся смерти.

И тем не менее Майкл никогда не сомневался в том, что удача на его стороне и что впереди его ждут хорошие времена и радостные события.

Такова была прежняя жизнь Майкла – та жизнь, которая первого мая этого года практически завершилась, ибо он утонул, а после был возвращен из небытия, преследуемый и одержимый какой-то возложенной на него миссией, обреченный на бесконечные странствия между миром живых и миром мертвых. Он не решался снять с рук черные перчатки, ибо боялся, что на него хлынет поток бессмысленных видений, но даже перчатки не могли его спасти, поскольку теперь он обрел способность получать сильные эмоциональные импульсы от людей, даже не дотрагиваясь до них.

С того ужасного дня прошло уже три с половиной месяца. Тереза ушла. Друзья – тоже. А Майкл стал узником в своем собственном доме на Либерти-стрит.

Он сменил номер телефона, а горы приходивших на его адрес писем оставлял без ответа. Если возникала необходимость в чем-то, что нельзя было заказать с доставкой на дом, тете Вив приходилось пользоваться задней дверью, чтобы отправиться за покупками.

На редкие звонки она мягко и вежливо отвечала всегда одной и той же фразой:

– Нет, Майкл здесь больше не живет.

Ее слова всякий раз вызывали у Майкла смешок: тетя говорила правду. Газеты сообщали, что Майкл «исчез», и это тоже его смешило. Примерно раз в десять дней он звонил Стейси и Джиму – только лишь затем, чтобы сообщить, что все еще жив, и повесить трубку. Майкл не считал себя вправе корить их за равнодушие.

Он лежал в темноте, уставясь в экран телевизора с выключенным звуком, и в который уже раз смотрел свои любимые «Большие надежды»: похожая на призрак в своем обветшалом подвенечном платье мисс Хэвишем напутствовала юного Пипа в исполнении Джона Миллза, который отправлялся в Лондон.

Почему Майкл понапрасну растрачивает время? Ему следовало бы поехать в Новый Орлеан. Но в данный момент он слишком пьян, чтобы сдвинуться с места. Настолько пьян, что не в силах даже позвонить и узнать расписание авиарейсов. К тому же в нем по-прежнему теплится надежда, что позвонит доктор Моррис, ведь он знает новый номер телефона. Только с этим врачом Майкл поделился своим главным и единственным планом.

– Если бы я только встретился с той женщиной, с владелицей яхты, которая спасла меня… Если во время разговора с ней я сниму перчатки и возьму ее за руку… Кто знает, а вдруг мне удастся что-нибудь вспомнить? Вы ведь понимаете, о чем я? – спрашивал он доктора Морриса.

– Вы пьяны, Майкл. По голосу слышу.

– Сейчас это не имеет значения. Пора бы привыкнуть – это мое обычное состояние. Да, я пьян и всегда буду пьяным, но вы должны меня выслушать. Если бы я снова оказался на той яхте…

– И что дальше?

– Так вот, если бы я оказался на палубе и своими руками потрогал доски… вы понимаете, те доски, на которых я лежал…

– Майкл, это безумие.

– Доктор, позвоните ей. Вы же можете ей позвонить. Если не хотите, скажите мне ее имя.

– Да что вы, в самом деле! Я что, должен позвонить ей и сказать, что вы желаете поползать по доскам палубы ее судна и, так сказать, ощутить ментальные вибрации? Майкл, у нее есть право быть огражденной от подобных притязаний. Она может не верить в ваши паранормальные способности.

– Но вы-то верите! Вы-то знаете, что они существуют!

– Я хочу, чтобы вы вернулись в больницу.

Майкл в ярости повесил трубку. Благодарю покорно! Он сыт по горло уколами и анализами! Доктор Моррис звонил снова и снова, неизменно повторяя одно и то же:

– Майкл, приезжайте. Мы беспокоимся за вас. Мы хотим вас видеть.

Но в конце концов настал день, когда Майкл услышал обещание доктора:

– Если вы прекратите пить, я попытаюсь. Я знаю, где можно найти эту женщину.

«Прекратите пить…» Лежа в темноте, Майкл вспомнил слова доктора. Он потянулся за стоящей неподалеку баночкой холодного пива и с шумом вскрыл ее. Неограниченное потребление пива – это лучший вид пьянства. В некотором смысле это трезвое пьянство, поскольку Майкл не добавлял в пиво ни водку, ни виски. Вот уж такая смесь поистине первосортная отрава. Доктору следовало бы об этом знать.

Надо позвонить доктору. Надо сказать ему, что он трезв и намерен таковым оставаться и впредь.

Стоп. Кажется, он уже звонил доктору Моррису. А может, это ему приснилось с перепоя? Все равно. Как приятно лежать здесь, как приятно быть до такой степени пьяным, что нет ни волнений, ни тревог, ни боли из-за невозможности вспомнить…

В комнату вошла тетя Вив:

– Майкл, тебе следует поужинать.

Но Майкл был сейчас в Новом Орлеане. Он опять шел по знакомым улицам Садового квартала, ощущая окутывающее его тепло и с наслаждением вдыхая аромат ночного жасмина. Подумать только! За многие годы он едва не забыл прелесть этого сладкого, густого аромата, он так давно не видел, как над верхушками дубов разгорается закат, на фоне которого делается отчетливо видимым каждый листочек. У корней дубов плитки тротуара выпирают из земли. Холодный ветер обжигает его голые пальцы.