Час ожидания - [3]
Носильщик. Подумайте о ваших родителях. Ох, нелегко быть отцом или матерью! Ох, нелегко!..
Хрантокс. А сыном быть легче? А братом? Крумену еще не исполнилось пятнадцати, когда я ушел. Мне было семнадцать, Анне — шестнадцать. (Тихо.) Скажите, главное городское кладбище, то, что за городом, еще существует?
Носильщик. Существует.
Хрантокс. Оно все такое же, как было?
Носильщик. То есть как такое же?.. Там теперь во много раз больше покойников. Вы хотите поехать на кладбище?
Хрантокс. Да. Сдайте багаж. Мы возьмем такси.
Носильщик. Возьмем?
Хрантокс. Да. Я поехал бы вместе с вами — не хочу быть там один.
Носильщик. Но я ведь в униформе. Как же мне ехать?
Хрантокс. Послушайте, разве я вас не нанял?
Носильщик. Наняли. Значит, мне ехать с вами по долгу службы?
Хрантокс. Само собой, а как же еще? Пошли.
Носильщик. Вы настаиваете?
Хрантокс. Да, настаиваю.
Носильщик. Ладно, пошли.
Их удаляющиеся шаги заглушаются грохотом поезда, потом, когда грохот стихает, шаги снова доносятся отчетливей и вдруг затихают — Хрантокс и носильщик остановились.
II
Уличный шум. Рокот автомобильного мотора.
Носильщик. Почему вы прежде всего решили ехать на кладбище?
Хрантокс. Потому что кладбище — самое надежное справочное бюро, во всяком случае для тех, кто жил на Софиенштрассе. Там на них заведена каменная адресная книга, а визитные карточки из белого мрамора приделаны к памятникам у входа в склепы. (Шоферу.) Пожалуйста, не гоните так.
Шофер. Можно и помедленней.
Хрантокс. В самом деле много понастроили, и все-таки город мало изменился. Видите вон то здание? Я ходил туда шесть лет.
Носильщик. Это гимназия имени Гете. Мой парень тоже там учился, и был в числе лучших. Хотел стать врачом, и получился бы из него отличный врач...
Хрантокс. Он какого года рождения?
Носильщик. Семнадцатого.
Хрантокс. Крумен тоже с семнадцатого и тоже учился в гетевской гимназии. Как звали вашего сына?
Носильщик. Бруно... Бруно Планер. А как ваша фамилия?
Хрантокс. Теперь моя фамилия Хрантокс, но прежде была Донат. Нет, я никогда не слышал имени вашего сына от Крумена.
Носильщик. Донат... Софиенштрассе... Значит, ваш отец был очень богат.
Хрантокс. Да, он был очень богат. А ваш сын никогда не говорил о Крумене?
Носильщик. Нет. Он никогда не упоминал фамилии Донат. Он приводил к нам много своих друзей, но Крумен... Донат... Гериберт... Нет, этих имен он не называл. Вот мы и подъехали к кладбищу. А моего мальчика так и не похоронили, он остался лежать где-то под Ленинградом, они его бросили. А нам переслали недописанное письмо.
Голос Бруно (на это время затихают шум улицы и рокот мотора). Дорогой отец, дорогая мать. Бельдонг убит. Помните его? Такой белобрысый, небольшого росточка, которому я помогал по немецкому языку, сын лоточника с угла Вюльнергассе. Помните? Бельдонг убит. Его убили вчера. Он не пал. Почему вы позволяли, чтобы вам врали, чтобы говорили о солдатах, «павших» на войне. Можно подумать, что солдат убивают только когда они идут в атаку, но все, кто погиб на моих глазах, были убиты лежа, ни один из них не пал здесь — ни один. Бельдонг убит, я не могу это вынести, не могу. И если я не умру тут от холода, то умру от ненависти, да, от ненависти, а может быть, от того и от другого. Я не паду, и вы... и вы...
Снова в прежнюю силу зазвучали шумы улицы и рокот автомобильного мотора.
Носильщик. Вот и кладбище.
Машина останавливается.
Хрантокс (шоферу). Подождите нас несколько минут.
Шофер. С кладбища можно выйти и через другие ворота.
Хрантокс. Понятно. Вот вам десять марок. Достаточно?
Шофер. Спасибо, вполне, я подожду.
Тишина, щебет птиц, глухой звук шагов по кладбищенской дорожке.
III
Носильщик. А как пройти, вы знаете?
Хрантокс. Да, знаю. Здесь все по-прежнему. Накануне моего бегства я был здесь. Хоронили тетю Андреа. Вот глядите. Это склеп фон Хумов. Вот этот — Фрулкамов, а тот, в сторонке, — семейства Кромлах.
Носильщик. Ба, да тут вся Софиенштрассе собралась.
Хрантокс. Вот именно. Тут они снова встречаются и развешивают на сером камне свои визитные карточки из белого мрамора. (Жестко.) Хотелось бы знать, продолжают ли они и в земле изменять друг другу, обмениваются ли и в могилах женами на уикэндах, мучают ли и там своих детей, договариваются ли между собой, чей черед давать взятку и за какую партию голосовать? Да, интересно, продолжают ли они и в земле...
Носильщик (энергично его перебивает). Не тревожьте мертвых, пусть покоятся с миром. Подумайте лучше о своих родителях.
Хрантокс. А я как раз думал о своих родителях.
Носильщик. Не нарушайте царящего здесь покоя.
Хрантокс. Помилуй бог, могу ли я нарушить покой мертвецов? Кто-нибудь протестует? (Громче.) Я спрашиваю: кто-нибудь протестует? Как будто ничего не слышно. Может, кто-нибудь все же хочет опровергнуть мои обвинения?.. Вот мы и пришли наконец.
Звук их шагов замолкает.
Носильщик. «Андреа Донат, родилась 12 апреля 1882 г., скончалась 16 июля 1931 г.». Вы бежали из дома в июле тридцать первого?
Хрантокс. Да. Валяйте дальше, прочтите все имена.
Носильщик (тихо, но отчетливо). «Гуго Донат, родился в 1786-м, скончался в 1832-м: Вернер Донат, родился в 1801-м, скончался в 1873-м. Готфрид Донат, родился в 1836-м, скончался в 1905-м, Эрих Донат, родился в 1881-м, скончался в 1943-м».
Послевоенная Германия, приходящая в себя после поражения во второй мировой войне. Еще жива память о временах, когда один доносил на другого, когда во имя победы шли на разрушение и смерть. В годы войны сын был военным сапером, при отступлении он взорвал монастырь, построенный его отцом-архитектором. Сейчас уже его сын занимается востановлением разрушенного.Казалось бы простая история от Генриха Белля, вписанная в привычный ему пейзаж Германии середины прошлого века. Но за простой историей возникают человеческие жизни, в которых дети ревнуют достижениям отцов, причины происходящего оказываются в прошлом, а палач и жертва заказывают пиво в станционном буфете.
Бёлль был убежден, что ответственность за преступления нацизма и за военную катастрофу, постигшую страну, лежит не только нз тех, кого судили в Нюрнберге, но и на миллионах немцев, которые шли за нацистами или им повиновались. Именно этот мотив коллективной вины и ответственности определяет структуру романа «Где ты был, Адам?». В нем нет композиционной стройности, слаженности, которой отмечены лучшие крупные вещи Бёлля,– туг скорее серия разрозненных военных сцен. Но в сюжетной разбросанности романа есть и свой смысл, возможно, и свой умысел.
В романе "Групповой портрет с дамой" Г. Белль верен себе: главная героиня его романа – человек, внутренне протестующий, осознающий свой неприменимый разлад с окружающей действительностью военной и послевоенной Западной Германии. И хотя вся жизнь Лени, и в первую очередь любовь ее и Бориса Котловского – русского военнопленного, – вызов окружающим, героиня далека от сознательного социального протеста, от последовательной борьбы.
«Глазами клоуна» — один из самых известных романов Генриха Бёлля. Грустная и светлая книга — история одаренного, тонко чувствующего человека, который волею судеб оказался в одиночестве и заново пытается переосмыслить свою жизнь.Впервые на русском языке роман в классическом переводе Л. Б. Черной печатается без сокращений.
Одно из самых сильных, художественно завершенных произведений Бёлля – роман «Дом без хозяина» – строится на основе антитезы богатства и бедности. Главные герои здесь – дети. Дружба двух школьников, родившихся на исходе войны, растущих без отцов, помогает романисту необычайно рельефно представить социальные контрасты. Обоих мальчиков Бёлль наделяет чуткой душой, рано пробудившимся сознанием. Один из них, Генрих Брилах, познает унижения бедности на личном опыте, стыдится и страдает за мать, которая слывет «безнравственной».
Повесть «Поезд прибывает по расписанию» принесла молодому Бёллю признание и славу. Герой повести предчувствует, что будет убит партизанами. Он читает на карте названия городов предстоящего ему маршрута и по звучанию, по «вкусу» каждого названия определяет, будет ли еще жив в этом городе.