Час ночи - [5]

Парень, разминаясь, прошёлся из угла в угол по комнате, покрутил руками, потом, нагнувшись, пристально посмотрел в окно и только после этого сказал:

— Тоска заела… Не могу больше.

— Ничего, ничего. Терпи. Скоро будет весело.

Парень с размаху опустился на стул по другую сторону стола и, подперев подбородок кулаками, исподлобья посмотрел на Михаила Прокофьевича:

— Ты ведь мне, дядя Миша, не веселье обещал. А я у тебя здесь, считай, неделю уже кукую. Сколько можно?

— Сколько надо, — ледяным тоном произнёс Михаил Прокофьевич. — Запомни это. Но в одном ты прав. Я тебе не веселье обещал. Я тебе прежде всего свободу обещал. Тебе где интереснее сидеть, здесь или там? — Он кивнул на окно. — Я ведь тебе показывал Уголовный кодекс. За то, что ты сотворил, полагается от трёх до пяти лет. Тебя это устраивает?

— Да не со зла же я! Нечаянно всё получилось!

— А вот это уже никого не касается, со зла или нет. Важен факт и результат. Факт налицо, и результат тоже. Больше суду ничего не требуется, учти. Я знаю, что говорю.

— Давить их в таком разе надо, судей этих.

— Давить ты «в таком разе» будешь вшей в бараке, — иронически поправил его Михаил Прокофьевич. — И никак не меньше пяти лет. Если я тебя продам, как ты выражаешься. А я этого не сделаю лишь при одном условии.

— Это каком же, интересно?

— Если ты мне будешь нужен. Если будешь полезен. Иначе я и продавать тебя не стану, просто выгоню отсюда, только и всего. И через два дня ты уже в каталажке. Элементарно.

— Ладно, дядя Миша, — нахмурился парень. — Этот вопрос, будем считать, ясен. Переходи ко второму. Что ты мне ещё обещал?

— А ещё обещал я тебе, Николай, деньги. Но их заработать надо.

— Мне теперь без них зарез, — вздохнул парень. — Я чего хошь буду делать.

— Не в этом суть, точнее, не это главное. Главное тут в другом, — покачал головой Михаил Прокофьевич. — Мне нужен верный человек, Николай. Преданный.

— Да вернее меня ты на всём свете не сыщешь! — с горячностью воскликнул парень. — Я, дядя Миша, добро знаешь как помню! А ты меня из такой беды выручаешь!

— Это ты сейчас так говоришь. А вот если тебе побольше денег предложат?

— Я верность деньгами не мерю, дядя Миша.

— Правильно. Для этого одних денег мало. Любви от тебя не дождёшься. Ты и мать-то родную не любишь.

— Ну-ну!..

— Не нукай! Знаю. Я с вами не первый год в одном доме живу. И знаю, что любить-то мать тебе, вообще говоря, не за что. Хорошие матери в детдом родных детей не сдают, чего уж там говорить. А твоя вон — пожалуйста. Ну да это я к слову. Значит, на любовь твою рассчитывать не приходится.

— Вы не девка.

— Это уж точно. Что же остаётся кроме денег? Остаётся, Николай, ещё страх. Обманешь — пойдёшь в тюрьму. Это тоже элементарно.

— Это для меня страшнее всего, дядя Миша. Да и для всякого, я думаю, а?

— Чего уж хуже, — слегка нахмурился Михаил Прокофьевич.

— Я вот в одном северном городе работал. Электриком. На автобазе.

— Это как же тебя туда занесло, на Север?

— Очень даже просто занесло. Не люблю на одном месте сидеть. Как в армии отслужил… Эх, хорошее время было! Считай, дядя Миша, самое лучшее в моей жизни. Дружное, весёлое, умное время. Да… Ну а как отслужил, то уж дома не задерживался. Вещей у меня всего полчемодана. Всё при мне. Ту-ту, мать честная! И непременно по железной дороге. Чтоб из окна всю землю видеть. И ведь никогда ничего одинакового не увидишь. Всё разное — и леса, и поля, и реки. И такая иной раз красотища за окном вдруг выглянет, аж плакать охота, ей-богу! Так бы и выскочил! А один раз так и выскочил. Прямо на полустанке одном. Потеха! Мне тётка-проводница кричит: «Ты куда, ненормальный?! Тебе ещё полтыщи километров ехать!» А я с поезда айда, как заяц. И прямо в лес. На другой день через поле в посёлок пришёл. Полгода там электриком в совхозе трубил. Все леса вокруг обошёл, все озёра обплавал. Хорошо мне там было, вольно, красиво.

— Что ж не остался?

— А хватит! Дальше потянуло. В другие места. На пустыню охота была поглядеть, на верблюда.

— И уехал?

— Ага! В Бухару. А оттуда в Навои. Вот чудо, дядя Миша: город в пустыне! Красивый, белый. Новый совсем. Стоит, как этот… Ну как это?.. Чего там в пустыне бывает?

— Мираж?

— Во-во! Мираж. Ну сказка! Встанешь и замрёшь. Вот так. Тоже пожил там немало. Месяца четыре.

— И опять в дорогу?

— Ага.

— И за всё время ты и стула себе не купил?

— А на кой он мне? В общежитие, что ли, со своим стулом переться?

— Так всё и пропивал, что зарабатывал?

— Зачем пропивать? То девкам на подарки, то кореши займут без отдачи. Ну там матери чего пошлёшь. Куда денешься?

— Ну-ну, и куда тебя дальше из пустыни понесло?

— А дальше вот как раз в тот город. На Север. Первый раз я там тундру увидел. Во, дядя Миша, красота где! Летом, конечно. Ну поглядишь — и душа поёт! Форменно петь начинаешь. Мне один так сказал: «Ежели жить вдруг не захочется, то на тундру в цвету посмотри». — Парень вздохнул и, глядя в окно, глухо закончил: — Ладно, дядя Миша, говори, чего от меня требуется. Не обману я тебя.

— Чего требуется? — переспросил Михаил Прокофьевич и мизинцем аккуратно расправил усики, трубочкой вытянув при этом пухлые губы. — Вроде и немного. Всего лишь съездить в Москву, отвезти груз одному человеку. В целости и сохранности, конечно. А обратно привезти портфель. Запертый. Вот и всё. Элементарно?