Час кровавый и горестный - [4]

- Скажите-ка, хозяюшка, правда ли, что человек по имени Кристофер Марло встретил свой безвременный конец здесь, у вас в доме, несколько месяцев назад?

- А, так вы знали Марло?

Она впилась в меня хитрющими глазками.

- Хоть он и испытывал на каждом шагу долготерпение господа и английского короля своими непрестанными богохульствами, это был мужчина, за которого не одна женщина полезла бы в огонь. О, сударь, одному богу ведомо, какой это был распутник! Но никогда не смеялась я так, как в компании Кита Марло.

Я постарался придать безразличие моему голосу:

- Драка из-за девки, не так ли? И прикончил его, кажется, Фрэнсис Арчер?

- Ла! - Она всколыхнулась так, что связка ключей зазвенела на расшитом переднике.

- Вы, должно быть, наслушались этого глупого старикашку - клирика святого Николая - он уже не в состоянии и дерева-то посадить своими трясущимися руками, а не то что правильно записать незнакомое имя. Инграм Фрайзер - вот кто отправил Кита на тот свет,

- Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, сударыня, чем выслушать эту историю от начала до конца.

- Смилуйся, боже, над ним и всеми нами, сказала б я для начала. Он умер в этой комнате, на этой самой кушетке, и, клянусь кровью Иисуса, не пойму я, что понадобилось ему в компании трех таких отъявленных проходимцев - ведь Ник Скиерс - бандит с большой дороги, а Фрайзер нечист на руку, хоть и говорит как святоша; все они жили в Скэдбери Парк и не единожды обделывали темные делишки по поручению Тайного совета. Третий из них, Боб Поули, прискакал на взмыленной лошади ближе к вечеру, а еще через два часа затеялась потасовка. Когда я вбежала сюда. Кит уже был распростерт на кушетке и стилет торчал по рукоять над его правым глазом.

- И Фрайзера не обвинили в убийстве, когда подоспела стража?

- Скоро обвинили, скоро и оправдали - другие поддержали его в том, что Кит, который валялся мертвецки пьяным на кушетке, напал на него. Фрайзер-де смотрел, как Скиерс и Поули играют в триктрак, а тут вдруг Кит набросился на него с ругательствами, выхватил у него из ножен кинжал и пытался заколоть ударом в лицо. Фрайзер вырвался, они сцепились, упали на пол, и Кит напоролся на кинжал. - Она пожала плечами. - Расследование началось первого июня, а к двадцать восьмому Фрайзер получил прощение королевы и вернулся в Скэдбери Парк на хлеба сквайра Томаса.

Я присел на кушетку. Кит был так же силен и так же умел и увертлив в драке, как и я сам. К тому же он отлично владел рапирой и кинжалом - в этом все мы, актеры, большие искусники; даже в приливе пьяного гнева создатель высокомерного Тамерлана и гордого Фауста не пропустил бы удар сзади. Свет в комнате померк, четыре неясные фигуры обозначились в сумерках: руки Кита взметнулись - ловкая подножка, вскрик - тишина - убийство.

Я посмотрел на Элинор Булл.

- И вы поверили их россказням?

- Как бы не так, просто не хочу совать палец в огонь.

Взгляд ее вперился в пустоту; кольцо на большом пальце ярко сверкнуло, когда она судорожно вцепилась в ткань гобелена. Внезапно ее искаженное гримасой лицо повернулось ко мне:

- Ла! Я скажу все, потому что таково мое мнение, и его из меня огнем не выжечь. Ведь я видела своими глазами, как руки его судорожно шарили по камзолу и как, зажав рану, он улыбался, повторяя: "Боже! Боже! Боже!" Ведь это я пощупала ему ступни - они были холодные как камень. И я уверяю тебя, что это убийство, добрый человек, убийство.

При этих словах ее я вскочил на ноги.

- Тогда я тотчас же отправляюсь в Скэдбери Парк, чтобы вырвать клок из бороды злодея и швырнуть ему в лицо!

Она упала передо мной на колени всем своим могучим телом и простерла ко мне руки.

- О, сударь, даже та сталь, что так храбро звенит у вас на боку, едва ль сгодится, чтобы поразить злодея, на которого вы замыслили поднять руку. Трое других головорезов - ла! Из таких троих не выкроить и одного настоящего мужчину. Скиерс - молодец с лица, да душой овца, как говорится; Фрайзер на язык лих, да на руку тих, а Поули дерется только на словах и редко берется за оружие. Но сквайр Томас! Вот уж истинно сказано, что можно улыбаться и с улыбкой быть подлецом!

- Я выполняю волю той, у кого есть причина для слез. Мне пора.

- Тогда возьмите с собой одну из моих лошадей и мои молитвы.

Проскакав несколько миль по пологим склонам холмов, где уютные крестьянские поселения столь живо напомнили мне о родном моем Уорвикшире, я достиг Чизлхерста. За перелеском длиной с милю виднелась дорога на Мэнор Парк, которая, плавно извиваясь меж цветущих садов, вела к обнесенному рвом замку Скэдбери Парк, размашистому каменному сооружению под черепичной крышей, построенному двести лет назад.

Через огромный центральный зал в саксонском стиле с неоштукатуренным потолком и стенами, обшитыми каштановыми досками, меня провели в библиотеку. Подбор книг указывал на интерес сквайра к искусству: "Хроники" Холиншеда, "Союз" Холла, "Жизнеописание" Плутарха и, наконец, "Аркадия" сэра Филиппа Сиднея, наиболее яркий цветок на клумбе английской поэзии. Все они были переплетены кожей и стояли корешками внутрь, открывая взгляду позолоченные обрезы и застежки из золота с замками, украшенными драгоценными камнями. На других полках, свернутые в трубку или просто наваленные друг на друга, лежали манускрипты: "Влюбленная Диана", "Менехмы". Их-то я и рассматривал, когда меланхоличный негромкий голос окликнул меня с порога.