Час испытания - [30]

Он пересилил себя, крепко зажмурился и тряхнул головой, сбрасывая наваждение. Шаман стоял перед ним, раскачивая амулет и не оставляя попыток загипнотизировать чужака. Нужно было осмотреть его и не допустить использования враждебной магии. Вождь назвал его лжецом, и этот чужак вполне мог использовать какие-то уловки во время битвы. Вот и сейчас он неведомым образом избавился от цепкого взгляда. Однако, ничего особенного кам не заметил. Похоже, можно допустить чужака к бою.

Пробормотав напоследок что-то себе под нос, он кивнул и скрылся в другой комнате. Вскоре оттуда донесся тот же самый набор звуков. Гарольд облегченно вздохнул, этот гипноз оказался обязательным для обоих. Через полчаса шаман замолк и ушёл, не прощаясь. Наступила ночь.

Следопыт погасил догорающие лучины, не раздеваясь, улёгся на жёсткую циновку и заснул.

Утром ему принесли похлёбку. Странный вкус отдавал лесными травами, но следопыт не смог узнать ни одной. Выйти наружу никто не запрещал, избушка стояла на окраине, а вот приближаться к деревне строго запретили. Дюжий охранник, завидев, что чужак направился к домам, железной хваткой схватил его за плечо и промолвил только одно слово, похоже, единственное, которое знал:

— Нет.

Охотник покорно отправился назад, в заточение, бесцельно ходить кругами по комнате и размышлять над своим положением. Шансы на победу, откровенно говоря, невелики. Дикарь за занавеской ежеминутно упражнялся с копьём и щитом. Мастерски. Наконечник порхал в воздухе, словно смертоносный мотылёк, и различить его можно было лишь по красной ленте, повязанной на древко. При виде Гарольда воин злобно усмехался, провоцируя и пугая чужака.

Следопыт решил не терять времени, и тоже приступить к тренировкам. Даже стараясь изо всех сил, ему не хватало скорости, чтоб противостоять копейщику. Оставалось лишь два варианта, пойти на хитрость или решить всё одним-единственным ударом. Хитрость здесь была явно не в почёте, да и Гарольд сам, из-за собственной гордости и глупости, ввязался в драку. Придётся бить наверняка и сразу.

Поститься, по обычаю айваров, нужно было девять дней и ночей, но так как они начали с вечера, то уже оставалось восемь. Достаточно времени, чтобы хорошо подготовиться. Олле упражнялся на утоптанной площадке рядом с избой. Чтобы не стеснять движения, он разделся до пояса. На холоде от разгоряченного тела шёл пар, стальные мускулы перекатывались под кожей. Гарольд смиренно уселся на завалинку и наблюдал за своим противником. Дикарь время от времени выкрикивал оскорбления на своём языке, но вскоре перестал, видя, что чужак не обращает на брань никакого внимания. Чужак искал бреши в защите.

Воин отрабатывал очередную связку ударов, когда услышал, как удовлетворенно хмыкнул следопыт. И снова. И опять. Следопыт обнаружил, что когда Олле бьёт копьём в ноги после пируэта влево, то открывает плечо и шею. Отличная возможность для Гарольда и смертельная ошибка для Олле. Осталось только дождаться момента.

Все остальные дни Гарольд только и делал, что спал и ел. Потренироваться не мешало бы, но это раскроет его замысел, и поэтому он отдыхал. После долгой тяжёлой дороги это было как нельзя кстати.

В день битвы к ним снова пришёл шаман со своими амулетами. На этот раз с переводчиком. Тихим певучим голосом он обратился к Гарольду, периодически забывая про толмача.

— Кам говорит, что ты должен принести клятву, — старик, казалось, мог объяснить всё это и без помощи шамана. — Клятву биться честно.

— До смерти? — спросил охотник.

— Ты можешь сдаться. Ты помнишь, что тебя ждёт, если ты проиграешь. Олле не сдастся, он воин, — объяснил толмач. Похоже, шансов избежать драки не было.

— Хорошо, я клянусь.

Старик перевёл. Кам засвидетельствовал клятву, слегка надрезав Гарольду палец. Густая кровь капнула в деревянную плошку. Следопыт с облегчением подумал, что сделал правильный выбор. Идти на хитрость теперь — всё равно, что идти против собственной крови. Шаман слегка поклонился удивлённому следопыту и ушёл в другую половину, к своему соплеменнику, за такой же клятвой.

Снаружи их ждала уже целая толпа. Все желали поглазеть на чужака. И на то, как Олле, один из лучших воинов, проткнет его копьём. Женщины держали детей на руках, чтоб им было лучше видно, на ближайших деревьях уже расположилась целая орава подростков. Они что-то кричали, но Гарольд не понимал.

На площадке уже стоял вождь со своими лучшими бойцами. Кому ещё быть судьями, как не лучшим из лучших? Народ образовал живую стену вокруг, очертив границы арены. Следопыт встал рядом с вождём и отсалютовал собравшимся. Клинок взметнулся вверх, приветствуя всех, но никакой реакции не последовало. Жест, столь привычный для запада, на востоке оказался попросту не понят.

Толпа загудела, приветствуя своего бойца. Олле, полуобнажённый, вышел из избушки, горланя что-то и грозно потрясая копьём. Раздался свист, рёв и женские вздохи. Люди расступились, пропуская воина на битву. Боец встал рядом со своим противником и гадко ухмыльнулся.

Вождь поднял руку, гомон постепенно стих. Он тихо заговорил. Толмач шептал перевод на ухо Гарольду.