Час испытаний (с илл.) - [82]

Трудно сказать, что преобладает в этих строчках: фанфаронство, самоуверенность или барское пренебрежение… Ну, да хватит об этом!

В своем дневнике дель Сарто отводит немало места Галине Я готов поверить многому из того, что он пишет, но не верю в его любовь. Увлечение, страсть - возможно, но не любовь. За спиной любимой не прячутся от пистолета, как это сделал дель Сарто, когда пытался арестовать меня. Вы скажете - трусость. Но трус поступил бы иначе: он разрешил бы мне и Галине выйти или хотя бы сделал вид, что соглашается на это. Нет, дель Сарто не был трусом; заметив опасность, он еще ловчил: разыгрывая испуг, пятился назад, выбираясь из тесного прохода между столом и книжным шкафом, а затем неожиданно схватил Галю и заслонился ею. Он прибег к этому приему обдуманно и, я даже сказал бы, хладнокровно. Притом он, вероятно, руководствовался известным принципом - цель оправдывает средства. А цель у него была одна - задержать меня и Галю во что бы то ни стало.

То была не трусость, а подлость. Но у таких людей, как дель Сарто, своя мораль.

Разумеется, в дневнике он излагает этот эпизод иначе. Там Вы найдете описание потасовки в духе американских кинобоевиков, там Галя в критический момент кокетничает с Марио Раверой, чтобы привлечь его на нашу сторону, там есть все что угодно, кроме правды.

И все же я не берусь судить этого человека, который - как бы то ни было - спас Галю от кошмара гестаповских застенков. Правда, очень скоро спаситель сам превратился в преследователя, но это произошло уже по моей вине…

Я подошел к самой трудной части моего рассказа, а потому заранее прошу простить неровность изложения.

После того как нам с Галей удалось спуститься в подземелье и добраться до Большого грота, я успокоился. Мне казалось, что самое страшное осталось позади. Галя отлично плавала, я умела обращаться с кислородно-дыхательным прибором, а под рукой у нас было несколько комплектов легководолазного снаряжения, в том числе две пары ластов, которые не только облегчали, но и намного ускоряли движение под водой. За время своих вылазок я хорошо изучил дно порта и заранее наметил маршрут: на глубине 8-10 метров, ориентируясь на известные мне вехи, мы из района 15-й пристани должны были взять направление на внешний рейд и уже в открытом море повернуть к Корабельному поселку, где смогли бы укрыться в прибрежных скалах до темноты. На этот путь надо было затратить 2,5-3 часа. Вместе с тем кислородные приборы, которыми мы располагали, были рассчитаны на два часа. Но это обстоятельство не смущало меня, так как значительную часть пути от внешнего рейда до траверса Корабельного поселка мы могли плыть на поверхности - достаточно было удалиться от берега на милю-полторы, и ни один наблюдатель не отличил бы наши головы, покрытые маскировочными сетками, от пучков плавающих водорослей. Таким образом, мы сэкономили бы кислород. Однако всплыть мы могли только в открытом море - в порту, набитом до отказа судами, надеяться на маскировочные сетки было нельзя.

До грота мы добрались в два часа ночи и стали ждать утра. Говорили о многом - нам было что сказать друг другу. Галя, казалось, забыла недавние волнения - к ней вернулись ее обычная живость, самообладание. Но временами она вдруг останавливалась на полуслове, и тогда ее взгляд устремлялся куда-то в темноту.

Галя несколько раз заставляла меня повторять адрес явки в Корабельном поселке; не брала она и спичечный коробок с эстафетой, который передала мне вечером. Однако я не придавал этому значения. Ведь мне казалось, что теперь, когда мы достигли грота, нет оснований для беспокойства. Я допускал, что устроенный мною завал может быть разобран нашими преследователями еще до рассвета. «Но на худой конец, - думал я, - мы с Галей уйдем под воду раньше, прихватив с собой лишние респираторы, которые бросим, как только станет светло и мы сможем двинуться по намеченному маршруту».

Я не видел оснований для беспокойства. А они были. До сих пор не пойму, как я не заметил, что у Гали настолько расшиблено колено. Она не сказала мне об этом, сама перевязала рану, видимо, не желая огорчать меня, связывать мне руки, - ведь она отлично понимала, что значит для пловца больная нога… Было еще одно обстоятельство, которое не могло не тревожить Галю и которое я не принял во внимание по той простой причине, что не знал о нем. Я не знал, что в состав дельсартовского отряда входят так называемые боевые пловцы. Мы столкнулись с ними уже под водой - они караулили нас в сравнительно узком проходе портовых ворот, миновать которые мы не могли.

Незадолго перед этим я заметил, что Галя отстает от меня, хотя плыл я не быстро. Обратил я внимание и на то, что она плывет в довольно неудобном под водой положении - на боку, работая только одной ногой. Когда же я попытался объяснить ей, что надо работать обеими ногами, ее глаза за очками дыхательной маски виновато улыбнулись. Она показала расшибленное колено, и я мысленно выругал себя: с такой ногой не только плыть на четырехмильную дистанцию - купаться в ванне было нельзя. Видимо, поняв мое состояние, Галя ласково погладила меня по руке и ободряюще подмигнула: мол, ничего дотяну как-нибудь. Но впереди нас ждали боевые пловцы…