Час испытаний (с илл.) - [40]

В узком офицерском мундире рядом с огромным Раверой дель Сарто выглядел не таким большим, каким показался Галке в порту. Ничто не выдавало в нем южанина: правильные черты лица, прямые, тщательно зачесанные волосы, скупые размеренные жесты скорее делали его похожим на англичанина. Впрочем, это было только первое впечатление…

Галка вошла, когда дель Сарто рассматривал альбом семейных фотографий, Вильма шепталась с бабушкой, а Марио был всецело поглощен изучением такелажа миниатюрного фрегата, украшавшего старый буфет. Завидев внучку, Валерия Александровна смутилась.

- Галя, вот познакомься с синьором капитаном. Он просит сдать комнату.

- Мы почти знакомы. Синьор капитан выручил меня сегодня, за что я ему очень благодарна.

- Вы просто обезоруживаете меня, - улыбнулся дель Сарто. - Мне бы не хотелось злоупотреблять благодарностью. А я, как вы уже слышали, пришел просить о большой услуге.

- В России говорят: долг платежом красен.

- А если бы не этот случай в порту?

- У нас большая квартира. Все равно кого-нибудь поселили бы, - уклончиво ответила Галка.

- Я думаю, мы уступим синьору кабинет, - вмешалась Валерия Александровна, но тут же осеклась и виновато посмотрела на внучку.

Девушка нахмурилась. Кабинет считался в доме заветной комнатой - там жил дедушка, а потом отец.

- Синьору капитану будет удобнее наверху, в мезонине, - сухо сказала Галка.

- Мезонин мне подходит, - неожиданно по-русски сказав итальянец. - Мы, моряки, народ непритязательный.

- Вы неплохо говорите по-русски, - заметила Галя.

- Одно время я работал помощником нашего военно-морского атташе в Москве.

Когда итальянцы ушли, договорившись, что дель Сарто завтра же переедет к Ортынским, Валерия Александровна сказала внучке:

- Я боюсь ошибиться, но этот князь не похож на фашиста. Когда он говорит приятное, веришь, что это у него не только от хорошего воспитания. В наше время его можно назвать странным человеком.

* * *

Просторный кабинет, казалось, едва вмещал огромную тушу бригаденфюрера Макса Клоцше. Это впечатление усиливалось, когда Клоцше начинал метаться от стены к стене, сотрясая воздух отборными ругательствами. Хюбе, как заводная игрушка, поворачивался то в одну, то в другую сторону, стараясь все время стоять лицом к шефу. Было хуже, когда Клоцше забегал ему за спину, при повороте кругом Хюбе ощущал резкую боль в бедре - прошлогодняя рана еще напоминала о себе.

Толстая, начинающаяся чуть ли не от лысеющей макушки шея бригаденфюрера из розовой стала багровой. Хюбе покосился на стенные часы. Клоцше бесновался уже семнадцать половиной минут. Хюбе забеспокоился, хотя его приятное, чисто выбритое лицо по-прежнему не выражало ничего, кроме уставного внимания. Этот Думмеокс[5], как тайком называют Клоцше его подчиненные, сегодня, пожалуй, может осуществить свои угрозы. Одного его росчерка достаточно, чтобы от человека остался только послужной список в архивном отделе. С бригаденфюрером Клоцше надо быть чрезвычайно осторожным. Его власть почти так же беспредельна, как и его глупость. Говорят, что еще в двадцатые годы он состоял в личной охране Гитлера и что именно фюрер как-то в шутку дал своему телохранителю ту не особенно лестную кличку, которая так прочно пристала к Клоцше. Думмеокс! Действительно, он сейчас напоминает взбесившегося быка.

Устав, Клоцше тяжело плюхнулся в кресло.

- Что мне с тобой делать? - почти нормальным голосом спросил он Хюбе. - Нет, ты скажи, что с тобой делать?! - снова заревел он, но это уже были последние раскаты проходящей грозы.

Хюбе понял, что опасения были напрасны. «Ну, конечно, - подумал он, - если б Клоцше собирался расправиться со мной, он не прилетел бы сюда специальным самолетом».

Хюбе шагнул вперед, скупым, рассчитанным движением выдернул из кармана и протянул бригаденфюреру аккуратно сложенный листок бумаги.

- Прошу откомандировать меня на фронт. Вот рапорт. - Это был рискованный ход, но Хюбе не пожалел, что сделал его.

Квадратная челюсть Клоцше отвисла, отворяя длинную щель рта, глаза его полезли из орбит.

- Ты что, спятил? - тихо, почти испуганно спросил он, но тут же вскочил, подбежал к Хюбе и заглянул ему в лицо. Клоцше был близорук. - Я понимаю тебя, мой мальчик, - с неожиданным надрывом заговорил он. - Ты хочешь быть там, где в горниле очистительной войны утверждается величие третьего рейха, где куется история новой цивилизации, где…

Около пяти минут он без передышки сыпал газетными фразами, а потом доверительно сообщил:

- Весной я был на приеме у фюрера. Он вызвал к себе всех руководителей полиции безопасности и СД. Речь шла о борьбе с партизанами. Ох, и досталось же нам от него! Я-то хорошо знаю Адольфа, но таким его никогда не видел. Потом Гитлер подошел ко мне и взял меня под руку. Вот так! - Клоцше схватил Хюбе за рукав и показал, как его взял фюрер. - «Мой старый товарищ, - сказал мне Адольф, - я знаю, как вам тяжело там. Но мне здесь еще труднее». - Клоцше потрогал пальцем вертикальную полоску своих усов и сокрушенно вздохнул. - Вот и я говорю сейчас: трудно тебе, мой мальчик, знаю. Но мне не легче.

Хюбе понимающе наклонил голову, а про себя подумал: «Ну, конечно, сейчас тебе трудно. Месяц назад, когда ты готовил для Берлина доклад о ликвидации диверсионной группы Георгиоса и аресте Адамовой, тебе было гораздо легче, - ты просто скопировал мое донесение и поставил под ним свою подпись. Обо мне ты даже не упомянул. А теперь, когда в порту снова взрываются транспорты, когда Адамова покончила с собой, не выдав ни одного человека, ты не знаешь, как выпутаться из этой истории».