Час идет - [4]
Свершилось! Появилась возможность начать путь без поглощающего энергию и жизнь ярма ненужных благ, ценность которых — только в малодоступности…
— Смотри, кумжа, — крикнула она.
Внизу у дна метнулись в тень два радужных бока лососей.
— Давай ловить их острогой, ладно? Я потушу их…
Остаток дня я сбивал плот, сделал две остроги, заготовил дров для костра, смолья для факела, лист металла.
К реке она пришла уже красным вечером — шоколадной, в браслетах, негритянкой. Смеясь, оттолкнула плот, а когда нас вынесло на середину реки, где почти не было течения между двумя галечными наносами, мы бросили якорь — обвязанные камни.
Она любила всяческие удовольствия, постоянно желала их и, видимо, жила ими. Первые рыбины она изжарила на угольях, завернутыми в пергамент вместе с очищенными кедровыми орешками и листочками полыни.
Потом, когда я устал и рыбы было много, порывом ветра снесло в воду наш костер. Нам было тепло в шумящей лесом ночи на вздрагивающем плоту, который водило течением.
— Посмотри на меня, — шептала она, — ты поймешь, что фраза: все тлен, все прах — обманна. Вон и там, в сонмищах мерцающих миров, возможен наш дом. Милый, люби меня и сделай гибким свой разум, за зиму ты должен освоить лабораторию…
В свежем воздухе осени, кружась, как разноцветные листья, прошло несколько дней, не нарушаемых ничем, кроме мыслей. Но мысли, как жертвы, гасли в безмятежных вечерах, бесконечных ночах с ароматной истомой таежных полян и редколесья, в утрах — праздничных все новыми обликами хозяйки дома, в ветреных солнечных днях. Знакомство с приборами ее превращений не пошло еще далее восторгов.
Было решено, что нам в этой глуши на зиму нужны кое-какие припасы. Я сел в шлюпку и спустился к побережью. В бригаде, на удивление, никто не беспокоился о моем отсутствии: «Старик сказал, что ты в гостях». Я сразу же отправился к нему. Он, насвистывая, строгал долбленку.
— Здравствуй, старик.
— Здравствуй, мальчик. Голоден?
— Да, но сначала ответь. Почему ты ушел от нее и вообще из того дома?
— Видишь ли, такие вещи каждый понимает по-своему: я не меняю счастья оставаться самим собой. Та, у кого ты был, не моложе меня, а ее муж был много старше, но они дети. Останься я там на год, она бы втянула и меня в их игру. Я любуюсь ею издали: она прекрасна и, запомни, имеет на это право — пока ей будет угодно. Это ее заслуга, что он развил свои случайные мысли до такого открытия…
— Я пойду, старик, можно?
— Ты смущаешь меня. Конечно, можно, иди, только не торопись с выводами.
В тот же вечер я был у нее. Комнаты дома в мерцании свечей и заполнены музыкой. В строгом рисунке звучал блюз Равеля. Двери заперты. Я позвонил. Вышла она.
— Ты приехал? Вот и хорошо, сегодня музыкальный вечер. Заходи быстрей!
— Нет, я послушаю с улицы, иди.
— Дверь открыта.
— Да, спасибо.
Я отошел от дома, чтобы видеть окна, весь в грустной власти блюза, хотя уже необычайно высокий женский голос пел «Горные вершины».
Я спустился к морю. Нет, мой час еще не пришел…
