Час двуликого - [177]
— Я распоряжусь, Георгий Давыдович. Будем считать инцидент исчерпанным, я не меньше вашего огорчен провалом Челокаева и вашими скитаниями. Мы выясним причины. Теперь я хочу согласовать с вами дальнейшие действия имамата.
К вечеру в Константинополь и Тифлис отправились двое связных с пакетами: истомившийся в Чечне Спиридон Драч и еще один офицер из штаба Федякина.
Француз подписал послание Гваридзе к грузинской колонии в Константинополе. Он был простужен и напуган вакханалией избрания имама. Вопрос самостоятельности горцев был крайне непопулярен в Европе. Шмыгая покрасневшим острым носом, Фурнье дважды прочел обращение Гваридзе к грузинам константинопольской колонии, остренько, исподлобья глянул на него. Суть документа, выгоду его для Франции уловил сразу, осторожно усмехнулся. Гваридзе при нем переписал обращение с французского на грузинский, подписался, молча протянул французу ручку.
Фурнье помедлил, взял ее, расписался широко, мстительно, ставя точку, проткнул бумагу. Двору Митцинского было не до них — готовились к вечернему торжеству, ожидалось множество гостей.
Поэтому никто не обратил внимания и на отлучку немого. Тот ускользнул с ружьем в лес и вернулся только к вечеру.
Евграф Степанович!
Посылаю письмо через немого ввиду чрезвычайной важности события. Митцинский избран имамом Кавказа при поддержке Антанты. В беседе со мной был предельно откровенен (я успел сдать ему тайник с оружием). Ему важна немедленная поддержка Грузии. Его ближайшая цель: созвать съезд кавказского духовенства во главе с меджлисом и в присутствии многотысячной толпы объявить ультиматум России: отделение от нее Дагестана, Чечни, Ингушетии, Осетии и Кабарды. Предполагается ультиматум объявить от имени народа. В случае его непринятия Митцинский разжигает газават (священную войну), который неминуемо поддержат Турция, Иран и арабский Ближний Восток. Шавка почуяла в себе достаточно силы, чтобы облаять слона. От Грузии он хочет невмешательства с тем, чтобы впредь разделить с нами сферы влияния на Кавказ на паритетных началах.
От меня он потребовал совместного письменного обращения к комитету, где приводятся веские аргументы в пользу немедленного восстания грузин. Здесь просматривается жесткая логика: восстание отвлечет, свяжет грузинский гарнизон Красной Армии, даст основание Турции перейти границу, тем самым обезопасит Митцинского с юга. Им вчерне разработаны льготные концессии на эксплуатацию недр для Турции. Ниже на отдельном листе излагаю их по памяти.
Отправлены два связника с пакетами в Тифлис и Константинополь. Француз подписал обращение к колонистам Константинополя, как и предполагалось.
Съезд духовенства назначен на день, когда из халифата и Европы придут первые сообщения о признании Митцинского имамом, с тем чтобы зачитать их на съезде и народу.
Гваридзе.
38
Перед утром во дворе Митцинского иссякло торжество. Лишь слабо чадили остатки костра, где жарились бараны, шашлыки, слабо источала тепло громадная печь под навесом. Комнаты и времянки переполнены. Спали везде, где можно улечься. В затемненной кунацкой — тяжелый дух спиртного, разноголосый храп. Во всю ширину ковра разбросаны пуховики, перины, на них вповалку — гости.
В ленивом полусумраке занималось холодное утро.
Во дворе немой гонялся за Фатимой. Он шлепал по земле чувяками, растопырив руки, высовывал от старания язык. Фатима визжала, увертывалась, заливалась смехом. С ней давно так не играли.
В окне сакли, где жил Федякин, выставилось помятое лицо. Федякин смотрел на Фатиму, морщил губы в улыбке, приглушенно охал — разламывалась голова.
Немой с разбегу остановился, посмотрел на забор. Фатима оглянулась. Над забором мелькнула белая косынка, показалось женское лицо. За калиткой фыркнула лошадь, звякнула уздечка. В калитку вошла красивая женщина в кожаной куртке и штанах. Немой завороженно двинулся ей навстречу.
Женщина обошла немого и присела перед Фатимой:
— Фея, ты чья?
Фатима сдвинула бровенки, поняла. Ткнула пальцем в грудь, отбарабанила по слогам:
— Фе-дя-ки-на!
Женщина вздрогнула, сказала:
— Ах, ты моя прелесть. Позови хозяина дома.
Фатима смотрела непонимающе, помаргивала.
— Позови хо-зя-и-на... — Софья показала на большой дом, — хозяина этого дома.
Фатима убежала, поднялась на крыльцо. Немой стоял рядом не двигаясь. Рутова сказала, не разжимая губ:
— Уходите немедленно в город. Это приказ. Куда-то исчез Саид. Он может появиться здесь.
Немой не сдвинулся с места. На крыльцо вышел Митцинский, погладил Фатиму по голове, легонько подтолкнул к сакле.
Увидел Рутову, плотно запахнул халат, зябко повел плечами. Не отрывая от нее глаз, стал медленно спускаться с крыльца.
Фатима подбежала к немому, потянула его в сад, на веселой, хитроватой мордашке — нетерпение: хотела продолжить игру.
— Доброе утро, Осман Алиевич, — сказала Рутова.
— В самом деле? — мягко отозвался Митцинский. — Разве может быть утро добрым, если к новоиспеченному имаму прибывает гонец ЧК? Думаю, вас не надо оповещать о моем избрании. Или вы сделаете вид, что вам ничего не известно?
— Я сделаю вид, Осман Алиевич. И мы будем квиты. Вы ведь недавно тоже сделали вид, что состоится байрам, поклонение могиле святого. Итак, вы имам. Что это значит?
Роман Е. Чебалина «Гарем ефрейтора» по динамичности сюжета, накалу драматических эпизодов, жесткости письма вызывает в памяти лучшие образцы авантюрного романа XX века. Поражает размах повествования, когда автор переносит читателя из затемненного Берлина в горную Чечню, полную исламистских банд, бериевских застенков в бесшумные кабинеты знаменитых политиков. Роман, удачно сочетающий в себе европейскую школу боевика и зловещую экзотику Востока, держит читателя я напряжении от первой до последней страницы.
Роман о тех, кто в погоне за «длинным» рублем хищнически истребляет ценных и редких зверей и о тех, кто, рискуя своей жизнью, встает на охрану природы, животного мира.
Традиционный сборник остросюжетных повестей советских писателей рассказывает о торжестве добра, справедливости, мужества, о преданности своей Родине, о чести, благородстве, о том, что зло, предательство, корысть неминуемо наказуемы.
Между следователем Станиславом Тихоновым и рецидивистом Лехой Дедушкиным давняя и непримиримая борьба, и это не просто борьба опытного криминалиста с дерзким и даровитым преступником, это столкновение двух взаимоисключающих мировоззрений.
Роман А. и Г. Вайнеров рассказывает читателю о том, как рождались такие уникальные инструменты, как скрипки и виолончели, созданные руками величайших мастеров прошлого.Вторая линия романа посвящена судьбе одного из этих бесценных творений человеческого гения. Обворована квартира виднейшего музыканта нашей страны. В числе похищенных вещей и уникальная скрипка «Страдивари».Работники МУРа заняты розыском вора и самого инструмента. Перед читателем проходит целая галерея людей, с которыми пришлось встречаться героям романа, пока им не удалось разоблачить преступника и найти инструмент.