Чары Шанхая - [42]

Вряд ли Крюгер расхаживает неподалеку, успокаивает он себя, а если даже он где-то поблизости, у него хватит здравого смысла не устраивать покушение в столь оживленном месте.

Чья-то рука ложится ему на плечо: это Ламбер, болтливый француз, владелец шелковых лавок и универмагов-, его только что представили Киму, и он желает перекинуться словечком. Вскоре к ним присоединяются еще четверо гостей, и вот один из них, разговорчивый малый, иронично замечает, что Мишелю Леви дьявольски повезло: женился на хорошенькой юной китаянке с золотистыми глазами, родственнице красного генерала Чень И, который наступает из Маньчжурии во главе коммунистической армии, собираясь пройти вдоль реки Янцзы и взять Шанхай… Ким замечает, что многих иностранцев страшит судьба их предприятий в Шанхае: за поражением Гоминьдана и торжеством коммунистов последует крах иностранных концессий. Разговор интересен Киму, однако от его внимания не ускользает беглое замечание, сделанное совершенно по другому поводу: один из собеседников, потный багровый американец, который явно выпил лишнего, — это он приставал к китайской певице, — толкнув локтем стоящего рядом с ним человека с черными зачесанными назад волосами и резкими чертами лица, развязно заявляет, кривя рот:

— В Париже Леви подлатают спину, а покуда он там, его шлюшка Чень Цзинфан снова найдет утешение в объятиях капитана, этого чертова кантонца, Су Цзу или как его там…

Разговор резко обрывается. Ким хочет осадить нахала, как вдруг справа от него раздается сильный глубокий голос, принадлежащий человеку с зачесанными назад волосами:

— Степлтон, — говорит он, хватая янки за лацкан смокинга, — вы пьяница и мерзавец. Немедленно возьмите свои слова обратно или, клянусь вам, вы очень пожалеете…

Перепуганный Степлтон бормочет извинения и поспешно удаляется, тупо рассматривая на свет стакан с виски, словно обнаружив внутри что-то необычное. Разговор между тем иссякает, собеседники разбредаются кто куда, и Ким снова остается один на один с мсье Ламбером. Некоторое время он терпеливо рассказывает любопытному собеседнику о политической ситуации в Испании, но грубое замечание пьяного янки не выходит у него из головы. Так, значит, капитан Су Цзу и жена Леви? И об этом все кругом знают? Неужели и Леви тоже все известно? Ким осторожно переводит разговор в нужное ему русло, и француз отвечает, что не знает, насколько обоснованны слухи, но в свое время в Шанхае поговаривали об этой связи.

Затем он спрашивает Ламбера, кто же тот человек, который столь энергично вступился за Чень Цзин. Но прежде чем француз открывает рот, непостижимая способность проникать в темные глубины человеческой души уже шепнула Киму правильный ответ.

— Его зовут Омар Мейнинген, он немец, владелец клуба «Желтое небо», одного из самых престижных борделей Шанхая, — говорит Ламбер и тоном заговорщика добавляет. — Говорят, это очень опасный и коварный тип, впрочем, дамы утверждают, что он настоящий рыцарь. Мое мнение, мсье, что на самом деле он просто коммунист.

2

С некоторых пор Форкат частенько гулял по городу, навещая порт и Барселонету, иногда в обществе сеньоры Аниты, но по большей части один. Не знаю, с кем он там виделся и чем занимался, но домой он неизменно возвращался с увесистым пакетом муки или риса и бутылкой душистого оливкового масла.

В первых числах июля, почти через три месяца после появления в особняке необычного жильца, сеньора Анита бросила пить и курить. Сначала она была раздражительна, спорила с Сусаной по пустякам и даже, как я заметил, избегала немного косящих, но проницательных и спокойных глаз Форката; однако чуть позже характер ее улучшился, она ласково разговаривала с дочерью, стала внимательной и предупредительной с Форкатом и даже шутила и смеялась с братьями Чакон, чьи проделки на рынке, где они добывали пропитание, очень ее забавляли. Мы быстро сообразили, что все эти благотворные перемены произошли под влиянием Форката; некоторое время назад она пристрастилась к дешевому белому вину, которое продавалось в розлив, — такой гнусной отраве, что Форкат даже не стал добавлять его в блюда, которые время от времени готовил для Сусаны; но в один прекрасный день графин, неизменно украшавший стол в гостиной, — тот самый, который мы с братьями Чакон по просьбе сеньоры Аниты то и дело наполняли в таверне на улице Кардонер, — исчез, и больше мы его не видели. Форкат помогал ей и по дому: менял простыни Сусаны, выгребал золу из плиты, мыл посуду, белил стену в саду, заставлял сеньору Аниту поливать растения и ухаживать за ними как следует, а также научил ее готовить простые и дешевые блюда. Она выглядела более жизнерадостной и в то же время более уравновешенной, стала похожа на настоящую даму, начала по-другому одеваться, и даже походка у нее изменилась. Однако злые языки продолжали перемывать ей кости; соседям было наплевать, пьяная она или трезвая, и вскоре весь квартал повторял едкое замечание, принадлежавшее, как говорили, доктору Бархау и пришедшееся по душе капитану Блаю, — вероятно, потому, что бесило донью Кончу: «Как была шлюхой, так и осталась, хоть и пить бросила».