Чары Шанхая - [26]

— Более или менее, — проворчал молочник.

— Сомневаюсь, уважаемый. Газ — это летучая субстанция, как запах коров, вранье блондинок или пуканье епископов, одним словом, его не видно и не слышно. Распространяется он мгновенно, и ничто не может его сдержать.

— Ну да, черт возьми… Уведи его отсюда, парень. Надо все-таки объяснить ему, что с ним происходит. — Он взял капитана под руку и некоторое время молчал, размышляя над тем, что сейчас ему скажет, а потом посмотрел на него с такой жалостью, что капитан презрительно фыркнул. — Слушайте, Блай, вы долго сидели дома под замком с картечью в голове и до сих пор не выздоровели окончательно. По-моему, вас напрасно пускают гулять по кварталу.

— Это миазм, флюид, — продолжал капитан, не обращая на него внимания. — В природе существует несколько разновидностей газа. Рудничный газ, хлор — смертельно ядовитый, его пускают в окопы; домашний газ, он совершенно бесцветный и стелется по земле. А есть еще зеленый газ, который встречается на болотах и топях и действует на людей как снотворное… Как вы считаете, почему в этой стране все больше и больше болот?

— Отлично, я все понял! А теперь уходите, у меня полно работы.

— Разбавлять молоко водой — вот и вся ваша работа. Вы уже заражены, вы разлагаетесь заживо! Бестолочь — вот вы кто, самая настоящая бестолочь! Короче, подписываете или нет?

Наконец мне удалось вывести капитана на улицу. В тот день я действительно заслужил ежевечернюю награду — почетное место на душной террасе особняка, где я старательно изображал, будто работаю над рисунком, на самом же деле нетерпеливо ждал Форката, который неизменно появлялся в своем великолепном кимоно с широкими рукавами, садился на краешек Сусаниной кровати, некоторое время молчал, словно подбирал нужные слова чтобы продолжить рассказ, а его неподвижный глаз всматривался в сгущающиеся над садом сумерки. И тогда я откладывал карандаш, тихо вставал из-за стола и усаживался на кровати возле Сусаны, чтобы не пропустить ни единого слова, мы оба оказывались в плену его завораживающего голоса и властного взгляда, проникающего в сумрачные глубины прошлого.

2

Дни текут неторопливо, город вокруг тебя пропитан солнечным светом, дует тихий ветерок Вероятно, ты думаешь, что ураган жизни бушует далеко отсюда, далеко от твоей кровати, и что он тебя пощадит. Но это не так Однажды мир ворвется в твою жизнь более настойчиво и властно, чем одолевающая тебя болезнь, его страсти и обжигающее дыхание неизбежно тебя настигнут, и тогда придется принять их, точно так же, как некогда принял Ким и его друзья.

Людей, решивших переделать мир, в то время вела одна-единственная цель, которая заставляла их жить в постоянной опасности, поступаться спокойствием, счастьем своей семьи, а зачастую и собственным достоинством. Эта цель сводилась к нескольким довольно расплывчатым идеям, которые сегодня уже мало кого интересуют, а скоро будут совершенно забыты. Наверное, оно и к лучшему; в конце концов, забвение — тоже стратегия существования. Однако Ким, несмотря на бесчисленные заботы, не перестает думать о своей любимой девочке и мечтает лишь о том, чтобы увидеть ее здоровой и счастливой.

Все, что я вам сейчас рассказываю, я услышал от Кима в тот дождливый вечер в Тулузе, когда мы попивали пиво в крошечном баре на улице Семи Трубадуров накануне его отъезда в Шанхай и моего возвращения в Барселону. Если я что-то ненароком добавлю от себя, то, скорее всего, это будет описание подробностей, или, быть может, прихотливая память донесет неведомо откуда какой-нибудь смутный образ из его же собственных рассказов, отпечатавшихся в моих воспоминаниях, однако ничего существенного я не прибавлю и ни о чем не умолчу — именно так развивались эти удивительные события, благодаря которым Ким всего лишь через пятнадцать дней оказался на Дальнем Востоке.

Спустя неделю после того, как Ким привел Кармен с сыном к Денису, — тот, увидев их, зарыдал от счастья — Центр заявляет о своих подозрениях в связи с арестом в Барселоне Нюаляра и его товарищей, и вот Ким отправляется в Париж, где встречается с одним испанским коммунистом, который уверяет, что владеет некой секретной информацией, проливающей свет на недавние события. Однако источник этой информации весьма сомнительный, и многое кажется абсурдным: например, намек на то, что в обмен на личную безопасность Нанду Форкат, ваш покорный слуга, донес в Главное полицейское управление Барселоны на своих товарищей. Все это бесит Кима, который решительно отвергает любые мысли о предательстве. Недавно он в ярости покинул последний съезд НКТ в Тулузе и теперь чувствует себя обессиленным и опустошенным. Он устал от постоянных подозрений коммунистов, отказывающих ему в поддержке из-за его анархистских взглядов, от попыток руководства Конфедерации тормозить все его начинания, от противоборства разных течений внутри НКТ и от бесконечной борьбы, жертвами которой неизменно становятся лучшие товарищи…

Под вечер он гуляет по набережной Сены, раздумывая, что делать дальше с собственной жизнью. Темная река словно хранит в себе то смутное желание счастья, которое все время дремлет где-то рядом, но сегодня выходит из берегов и, кажется, вот-вот затопит измученную память, переполненную насилием и смертью. Забегая вперед, скажу, что поездка в Париж сложилась иначе, чем он предполагал, и вскоре он покинул берега Сены, чтобы перенестись на берега Хуанпу; впервые в его жизни борьба и политика остались где-то вдали, за бескрайним океаном, и он испытывал лишь одно страстное желание — как можно скорее воссоединиться с тобой и твоей мамой.