Чародейский рок - [82]

Взгляд у Корделии стал неуверенным, но Род поспешно заметил:

— Может быть, так оно и было — пятьдесят миль назад. Но теперь музыка стала настолько оглушительной и беспорядочной, что отрешиться от нее просто так невозможно.

— Да что вы! Зачем отрешаться! Надо просто научиться слушать ее и извлекать из этого радость!

Магнус глянул на отца и спросил:

— Зачем же нам учиться радоваться музыке, если она нам совсем не нравится?

— Так ведь если научитесь, будете получать великое наслаждение!

Магнус опасливо посмотрел на Яго, но промолчал.

— Может быть, так можно говорить о музыке, которая для понимания достойна изучения, — сказал Род. — Но ведь и это не значит, что ты обязан побороть естественную неприязнь к звукам, которые действуют тебе на нервы!

— О нет! Я же не об этом! Я о том, что к музыке надо привыкнуть! — возразил священник. — Если бы вы слушали такие звуки с колыбели, вы бы их очень полюбили!

Корделия внимательно наблюдала за спором. Ее взгляд метался от отца к священнику и обратно. Было видно, что ее охватила неуверенность.

— Почему-то я в этом сомневаюсь, — покачал головой Род. — Мне представляется странной не сама ткань музыки, если можно так выразиться. Мне кажется, что дурна манера ее подачи.

— Уверяю вас, в рамках стиля эта музыка сочинена и сыграна мастерски!

— А я бы сказала, супруг мой, что ты слишком добр, — одарив священника суровым взглядом, заметила Гвен. — Дело не в «дурной манере подачи», как ты выразился. Просто-напросто это плохая музыка, вот и все.

Священник с большой натугой растянул губы в улыбке, обвел взглядом все семейство и сосредоточил свои аргументы на той, которая начала сдавать позиции.

— Ну, что же ты, красавица? Ты-то знаешь, как твои ровесники обожают такую музыку! Сними с головы тряпки, вынь из ушей затычки и погрузись в мир звуков!

Корделия поднесла ладони к ушам.

— Не смей! — крикнула Гвен. — Даже не вздумай трогать!

Корделия резко опустила руки.

— Но мамочка, это правда! Всем юным девушкам и парням нравится такая музыка!

— Что значит «всем»? — строго вопросила Гвен. — Много я видела молодежи, которой по сердцу красивая, приятная, нежная музыка, а здесь вижу жалкую горстку! С чего ты взяла, что таких много, кому этот треск по душе?

— Ну так… так священник говорит!

— Верно, красавица, верно! Не позволяй родителям командовать тобой! Думай за себя!

— Ага, думай за себя[42] и делай, что он тебе скажет! — с нескрываемым сарказмом воскликнул Род. — Так кто же тогда за тебя думает, а?

— Не слушай голоса взрослых, они не понимают юных, они противятся всему новому! — продолжал подзуживать Корделию Яго.

— На самом деле ничего особо нового я здесь не нахожу, — возразил Род. — Все то же самое, что мы слышали около Раннимеда — только фомче, объемнее, а по качеству хуже. Наверное, кто-то думает, что если про громкое и плохое говорить «Это хорошее!», то им все поверят.

— Но как мне доказать, что он не прав? — чуть не плача проговорила Корделия.

— А ты не доказывай. Просто скажи: «Нет!»

— Но ведь он же священник!

— Ты так думаешь? — прищурившись, вопросила Гвен. — Любой может напялить на себя монашескую сутану и выбрить макушку.

— Как вы смеете сомневаться в моем сане?

— Если они не усомнятся, это сделаю я! — прозвучал чей-то голос с оттенком стали.

Все в испуге подняли головы. Джеффри вскочил с земли, схватился за шпагу, побледнел. Незнакомцы подошли незамеченными в разгар спора.

Однако бояться их вроде бы не стоило. Это были двое монахов в простых коричневых сутанах ордена Святого Видикона, и лица у них были приятные, улыбчивые. Один из них был молодой, высокий, светловолосый, другому — полному, седоватому — на вид было под пятьдесят.

Дети вытаращили глаза. Грегори ухватился за юбку матери.

— Берегитесь! — взвизгнул монах в черном балахоне. — Это не настоящие монахи! Это слуги сатаны! Люди, не дайте им обмануть вас! Это демоны в человеческом обличье!

— Какая наглая ложь! — сурово воскликнул пожилой монах. — Мы — из ордена Святого Видикона! А ты? Что за облачение на тебе? К какому ордену ты принадлежишь?

— Мне никакие ордена не нужны! — выкрикнул Яго. — Я свободный человек! И я не стану слушаться тех, кто поклоняется идолам!

Он выхватил из складок балахона бутылочку, рывком выдернул пробку и выплеснул содержимое на монахов.

Разбрызгались серо-зеленые капли, Гэллоуглассы инстинктивно попятились.

Попятились и монахи. Лишь одна капля упала на сутану молодого монаха и прожгла в ткани дырку. Монах вскрикнул от боли, но сразу же устремил пристальный взгляд на ожог, и кожа на его бедре тут же стала здоровой.

— Вот! — вскричал Яго. — Видите? Видите? Зло сгорает там, где к нему прикасается святая вода!

— Это не святая вода, а колдовское зелье! — презрительно бросил пожилой монах. — Кто ты такой, чтобы уводить юные души с пути истинного?

— Уводить нас с пути истинного? — изумилась Корделия. — Но ведь он — священнослужитель!

— Нет, — заверил ее молодой монах. — Он самозванец, он воплощенный Порок, и его цель — искушать и совращать. Он Иуда, лжесвященник[43].

— Не верьте ему! — взвизгнул Яго. — Он говорит от имени тех, кто противится переменам!